Название: «Английские каникулы».
Беты: Хелькэ, Керль, [L]Just AXL[/L].
Размещение: Запрещено.
Фендом: Death Note.
Жанр: Джен, Юмор, POV (всех героев, включая черно-белую кошку), AU, ООСное ООСище.
Рейтинг: PG-15.
Пейринг: Мэлло/Анна.
Дисклеймер: Все герои Death Note принадлежат тем, кому они принадлежат.
Предупреждение: Присутствует сцена избиения подростка. Убийство ребенка. Проскальзывают намеки на не совсем дружеские отношения между Мэлло и Мэттом, но действиями они этого не подтверждают.
читать дальше
Пролог
Ниа
26 января 2010 года.
И почему всякие отвлекающие мелочи всегда происходят так невовремя?..
Только я собрался поставить последнюю деталь на полагающееся ей место, как дверь распахнулась — судя по звуку, ее пнули ногой. Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто пожаловал в гости в нашу скромную штаб-квартиру, скажем прямо, я ждал этого посещения, только не думал, что оно произойдет так скоро. Сказать это вслух, порадовать гостя дорогого?
Нет, не стоит. Для его же блага — пусть продолжает думать, что Ниа всегда и во всем номер один.
— Как ты смел?! — то, что звучит за моей спиной, напоминает скорее змеиное шипение, нежели человеческий голос.
Пожимаю плечами. Я что, должен докладывать ему о каждом своем шаге? Взял и посмел. Захотелось, может быть. Имею же право на прихоти... Вернее, на то, что кажется прихотью.
Краем глаза замечаю движение Рестера — кажется, он перехватывает гостя. Что ж, разумное решение. Гость представляет собой довольно большую опасность, причем для самого себя. Вряд ли он догадывается об этом, поэтому лучше его придержать.
— Я ненавижу тебя! — голос срывается на крик, в нем слышатся истерические нотки. — Ненавижу! Ты... Ты... Зачем ты это сделал?! Как ты смел?!
Повторяешься. Нотки уже превратились в полноценную истерику, визжишь как девчонка, которой задрали юбку. Тебе уже двадцать лет, Мэлло, а ты все так же не умеешь контролировать эмоции, как и в детстве.
— Я убью тебя! — ого, мы перешли на угрозы. — Убью, слышишь?! Ты, каменное изваяние без сердца!
Вздыхаю и разворчиваюсь к тебе лицом. Все так, как я себе и представлял — Рестер стоит, ты бьешься в его руках, пытаясь вырваться. Лицо перекошено, глаза горят. Не бережешь себя, Мэлло. Нервные клетки не восстанавилваются, ты в курсе? Как-нибудь, после очередного срыва, ты не сможешь вернуться в себя — и придется тебе переселяться в дом с мягкими стенами. Я не шучу, это вполне реально.
При тебе нет ни пистолета, ни даже обожаемого тобой шоколада. Последнее будит во мне нечто, отдаленно напоминающее удивление.
Как ты, кстати, меня убивать собрался, а?
Озвучиваю последнюю мысль.
— Я задушу тебя! — ты рвешься изо всех сил, но Рестер заметно сильнее, так что усилия ни к чему не приводят, разве что выглядишь ты так глупо... — Я сверну тебе шею, как котенку! Тварь! Мразь!
Кто из нас двоих сейчас в положении беспомощного котенка, думаю, ясно даже без уточнений. Тебе еще не надоело зря дергаться? Мне вот твои вопли не доставляют никакого удовольствия. Рестер вопросительно смотрит на меня, ожидая приказов.
— Приведи его в чувство, — говорю я. — А то он все равно сейчас не способен ничего адекватно воспринимать.
Рестер уходит, волоча тебя за собой. Переключаю один из мониторов на камеру в душе, наблюдаю.
Рестер заталкивает тебя внутрь, включает воду — наверняка холодную, сует тебя головой под кран. Да, судя по твоему крику, вода вряд ли теплее тридцати градусов. Мокрые пряди, прилипающие к лицу — тебе категорически это не идет.
— Малец, успокойся, — звучит голос Рестера. — Шеф всегда знает, что делает. Так надо было.
Твоему злобному взгляду позавидовал бы любой цепной пес. Ну разумеется, ты вовсе не думаешь, что все мои действия исключительно правильны, просчитаны до последних мелочей. Сейчас тебе очень сложно в это поверить. Вырываешь из рук Рестера протянутое полотенце, вытираешь волосы, швыряешь его на пол. Ай-яй-яй, как некультурно.
В этот момент ко мне входит человек в белом халате, поэтому я вынужден отвлечься от монитора.
— Мы сделали все, что было в наших силах, — сообщает человек.
— Результат? — спрашиваю я.
— Жить будет.
Мысленно аплодирую этому человеку и его коллегам. Воистину они сделали невозможные, вытащили пациента с того света — когда я увидел его изрешеченное пулями тело, я решил, что мы его потеряли. Однако все складывается как нельзя лучше — полицейские эксперты констатировали смерть, правда, не проводя никаких исследований. Они не успели: моя команда очень быстро прибыла на место. Удостоверилась, что в новостях все необходимые сведения прозвучали, и увезла "труп", как думали все.
Рестер и Мэлло возвращаются. Последний кидает недобрый взгляд на человека в халате, ногой пододвигает себе компьютерное кресло, садится на него верхом, руки складывает на спинке, кладет на них подобородок, смотрит исподлобья. Должно быть, это означает готовность слушать. Или даже вести диалог.
Мой человек порывается уйти, но я его останавливаю. Он мне понадобится.
— За что ты меня убить хочешь? За то, что спас тебе жизнь? — интересуюсь я, накручивая прядку волос на палец.
— И за это тоже, — кивает Мэлло. — Но больше за то, что из-за тебя погиб Мэтт.
— Из-за меня? Позволь, но это ты его втянул, это был твой план по похищению Такады. Тебе скорее надо меня благодарить за то, что мы успели подменить листок из Тетради обычным.
— Я сам разберусь с тем, что мне надо делать, — огрызается Мэлло. — Ты забыл спросить меня, хочу ли я жить, если мой напарник умрет.
— Хм, — изображаю задумчивость. — Мне показалось, что ответ на этот вопрос слишком очевиден.
— Ты ошибся.
— Нет.
— Ты просчитался. Мне не нужна моя жизнь.
Ты хмуришься, снова начиная злиться. Твое терпение иссякло? Раньше ты бы радовался, поймав меня на "ошибке". Что тебя выбило из колеи, а, Мэлло?
— Тебе не нужна, мне пригодится, — просто говорю я.
— А кто сказал... — он взвивается, кресло отлетает в угол.
— Ты сам и скажешь. Доктор, проводите нас в палату, пожалуйста.
Мэлло в недоумении, однако следует за нами. Мельком бросив на него взгляд, я вижу, что в где-то в глубине его глаз загорается огонек надежды и понимания. Неужели до тебя наконец дошло, Номер Два?
Окно из толстого стекла во всю стену. За ним — больничная койка, множество мигающих и пищащих приборов, провода, капельницы. Все белым бело, все стерильно. Только из-под простыни виднеется прядь рыжих волос.
— Период восстановления будет длительным, — профессионально-безразличным голосом вещает доктор. — Однако нет сомнения, что пациент полностью выздоровеет.
Ты его не слушаешь. Ты распахиваешь дверь палаты, влетаешь внутрь. Я ожидаю, что ты упадешь на колени, но ты подходишь к койке и аккуратно отводишь простынь для того, чтобы увидеть лицо Мэтта. Оно наполовину скрыто кислородной маской, но тебе и этого зрелища досточно. Ты проводишь пальцами по лбу лежащего, улыбаешься.
Мне не хочется тебе прерывать, но я знаю, что не всем своим желаниям можно потакать. Мне хватает такта не заходить следом за тобой, я тянусь к кнопке селектора, нажимаю, произношу:
— А теперь, Мэлло, ты должен исчезнуть. Кира уверен, что ты мертв, давай не будем его разочаровывать, — я вижу презрительную усмешку, скривившую твои губы, и продолжаю: — О Майле мы позаботимся, не волнуйся. Он нетранспортабелен, в отличие от тебя, иначе и его бы я попросил покинуть это здание, этот город, эту страну. Когда он поправится достаточно для того, чтобы уехать, я свяжусь с тобой.
Я уверен, что Мэлло этот план не нравится, но он опускает голову, соглашаясь с моими словами. Я же говорил, что не просчитался: некоторое время этот безрассудный Номер Два будет меня слушаться. Благодарности за спасение себя он может и не испытывать, а вот оставшийся в живых Мэтт — прекрасный повод сказать "спасибо".
И ведь Мэлло говорит. Одними губами, не поднимая глаз, но говорит. Гордый-гордый Мэлло.
Ты не понимаешь, что все это было сделано не для того, чтобы порадовать тебя. Просто для того, чтобы стать лучше L, нужны мы оба. Так что — живи. То, что жить без Мэтта ты не хочешь — всего лишь мелочь, которая, разумеется, случилась очень некстати.
* * *
Мэлло
Два месяца спустя.
Я лежал на диване, задумчиво изучая потолок. За моей головой, на тумбочке, лежала шоколадка, предусмотрительно разломанная на квадратики: откусывать от плитки мне сейчас не хотелось, а вот отправлять в рот кусочки один за другим казалось весьма интересным занятием. Увлекательности этому занятию прибавляло еще и то, что я тянулся за лакомством не глядя, каждый раз рискуя промахнуться и уцепиться, скажем, за мобильный, фольгу или смахнуть на пол стакан с водой.
А потолок раздражал своей идеальностью. Белая побелка без единой трещинки — все у этих педантичных немцев не как у людей. Когда мне говорили, что эта гостиница — образцовая, я не думал, что рекламная фраза окажется настолько буквальной. Ну хоть бы муха какая прилетела, а!
Впрочем, через час должна была прийти фройляйн Анна, и тогда о покое придется забыть до следующего утра. Эта дама не была обременена таким недостатком, как интеллект, зато прекрасно выполняла функцию развлекательной радио— и телепередачи одновременно. Даже, можно сказать, интерактивной, поскольку иногда ей все-таки требовалось мое участие. Еще один существенный плюс фройляйн Анны заключался в том, что она являла собой образец истинной арийки — белокурая, голубоглазая и очень точная.
А пока тишина моего жилища не нарушалась ничьим восторженным голоском, повествующим об очередной выходке очередного образцового немецкого ребенка (фройляйн Анна работала воспитательницей в детском саду), я был вынужден уже в который раз прокручивать в голове тот кошмарный январский день, когда замороженный Номер Один изволил явить мне свою благодать, спася Мэтта.
Я был абсолютно уверен, что за высокомерным «мы успели подменить» стояло ничто иное, как «Лиднер взяла на себя слишком многое и провернула эту операцию». Пожалуй, ее единственную волновала моя судьба, бывшая даже для меня чем-то незначительным. Продумывая свой план, я намеренно включил в него свою смерть, потому что знал, что иначе Кира так и останется править этим миром. Ах, эти благородные цели, которых вечно приходится добиваться не самыми благородными методами... Настоящий немец скорее бы повесился, нежели бы действовал так, как я. Какое это все-таки счастье, что я так и не стал образцовым арийцем.
Тогда, в машине... Я спиной чувствовал Такаду, стремительно движение ее руки, легким почерком выводящей мое настоящее имя на клочке бумаги. Помню, я улыбнулся, потому что все шло так, как надо — все шло по плану. Отход в мир иной мне не представлялся чем-то ужасным, тем более после объявления о смерти моего напарника, так что я со спокойной душой отсчитывал про себя положенные мне сорок секунд. Наверное, это время надо было использовать для того, чтобы прочесть молитву, но в голове, как назло, не всплывало ни одной подходящей строчки. Что ж, образцом истово верующего католика я тоже никогда не являлся.
У Ниа не было ни единого повода ограждать меня от старухи с косой, что тоже подтверждает мою догадку о вмешательстве Халл. Скорее всего, ей было рассказано про листок из Тетради, но без каких-либо указаний относительно необходимости его ликвидации. Лиднер, неужели я для тебя значил чуть больше, чем просто взбаломошный подросток с опасными игрушками?
Обнаружив по истечению сорока секунд, что дыхание мое не собирается прерываться, а сердце все так же продолжает гнать кровь, я, надо сказать, даже немного растерялся. Удивился. Но сообразил, что Такада-то ждет от меня вполне определенной реакции, решил ее не растраивать и изобразил агонию. Актер из меня хороший, пленница поверила, кинулась звонить обожаемому Кире. Я улучил момент и тихо слинял, благо что на мой «хладный труп» внимания больше не обращалось.
...Я абсолютно рефлекторно перебирал четки, глядя на гигантский костер на том месте, где еще недавно была старая церковь. Такада выполнила свою задачу по устранению Мэлло и была награждена огненным погребением. Что ж, не самый плохой вариант. По крайней мере, меня подобная смерть вполне бы устроила. Я прошептал: «Покойся с миром». Просто дань уважения образцовому гласу сумасшедшего убийцы.
Покой и умиротворенность (для меня пожар был именно таким явлением Господней милости) были разрушены подъехавшими машинами. Телохранители Такады, полицейские, пожарные производили невероятно много шума. Я заметил светловолосую головку Лиднер, но предпочел не заявлять ей о своем присутствии, тем более она выглядела такой подавленной... Тем временем откуда-то появился еще одно мертвое тело, которое тут же приписали мне. Ну, то есть, они его назвали неопознанным, но ведь все, кто были в курсе, должны были понять, кому оно по сценарию принадлежало.
Оставаться на том месте становилось опасным, я рисковал быть замеченным.
А еще меня очень интересовало объяснение Ниа относительно событий последних часов.
Автомобиль пришлось позаимствовать у охранников, ведь мой мотоцикл сгорел, а запасного я не припрятал — не расчитывал, что понадобится. Никогда не любил продумывать запасные ходы, предпочитая идти прямой дорогой, однако мой метод в данном случае себя не оправдал.
Несясь по автостраде в сторону города, я представлял свою встречу с Номером Один. Как он воспримет мое появление? Может быть, хоть раз удивится? Или все это — его план?
Я злился, но изо всех сил старался контролировать себя, сосредотачиваясь на управлении машиной. Порывшись в бардачке, я, к своему неудовольствию, обнаружил там пистолет, жвачку и упаковку презервативов, однако ни одной, даже самой завалящей шоколадки там не оказалось. Сквозь зубы ругаясь на непредусмотрительных людей, я искал способ вытрясти из Ниа как можно больше информации.
Просто явиться и спокойно спросить я не мог. От меня никто никогда такого не ждал — и это выглядело бы очень подозрительно. Образцовый интеллект тут же бы замкнулся и приказал бы своим людям вышвырнуть меня вон.
Значит, надо было действовать в том ключе, к которому все уже давно привыкли. Что у нас лучше всего умеет Мэлло? Правильно, устраивать скандалы — по поводу и без. Влететь, распахнув дверь ударом ноги, устроить истерику... Кстати, вот смерть Мэтта — замечательный повод. Мне было действительно жаль, что он не смог выкарабкаться, но прошлого, как известно, не вернешь, мне надо было думать о том, что же будет дальше.
Пистолет, найденный в бардачке, я все-таки захватил, заткнув его сзади за ремень, не забыв, разумеется, проверить, стоит ли он на предохранителе. Куртка удачно прикрывала оружие от посторонних глаз.
Единственное белое пятно во всей этой истории — поведение Рестера. Он почувствовал, что я вооружен, пока я бился в его руках, изображая крайнюю степень возмущения. Актер я все-таки превосходный — мне поверил даже Ниа.
Так вот, Рестер. Почему он не доложил о пистолете? Самоуверенность агента ФБР говорила ему о том, что мальчишка вроде меня реальной опасности не представляет? Или, может быть, тем самым он решил показать, что доверяет мне? А если предположить, что Рестер — всего лишь образец верного пса? Ниа ему не отдавал приказов касательно обыска моей персоны — и поэтому оружие было сочтено не стоящим внимания.
Надо отдать Номеру Один должное — я совершенно не ожидал, что он вытащит Мэтта из передряги, да еще и найдет для него лучших врачей. Ему удалось меня поразить.
Эмоции, захлестнувшие меня с головой, когда я увидел больничную койку, медицинское оборудование и многочисленные бинты, пришлись очень невовремя. Я настолько обрадовался, что всерьез начал опасаться, что образцовый контроль, с таким трудом установленный над самим собой, не выдержит напора и рухнет.
Второй раз я едва не сорвался, услышав от Ниа, что я должен немедленно исчезнуть. Мне категорически не хотелось расставаться с Мэттом, я помнил, как он выхаживал меня после того взрыва, до сих пор заставляющего меня в ярости сжимать кулаки. Я хотел отплатить ему той же монетой, находясь рядом, когда он наконец очнется и пойдет на поправку... Мой образцовый лучший друг заслужил, чтобы я некоторое время выполнял его капризы.
Однако спорить с Ниа означало выдать себя с головой.
Разумеется, сразу же я не ушел. Еще некоторое время я был вынужден выслушивать наставления относительно своего дальнейшего поведения. Мне было запрещено заявлять о своем спасении кому-либо, связанному с делом Киры. Помимо этого я узнал, что меня ждет должность частного детектива, если я вдруг буду нуждаться в деньгах. На это предложение я смог лишь презрительно фыркнуть: никогда не страдал тягой к восстановлению справедливости, меня никоим образом не касающейся, и авто на стоянке внизу говорило об этом более чем красноречиво.
Решение уехать на историческую родину возникло совершенно спонтанно. Я зашел напоследок в палату Мэтта, прошептал ему на ухо, что буду ждать его выздоровления и надеюсь на скорую встречу. Я был уверен, что он меня не слышит, но кто мне мог запретить сделать то, что я хотел? Затем сказал Ниа, что если он вздумает сделать лоботомию моему напарнику, а потом развести руками и сообщить, что так оно и было (последствия огнестрельного ранения и все такое), то я достану его из-под земли и все-таки задушу. Или сверну шею — в зависимости от настроения. И уже после всех этих совершенно безумных действий направился в аэропорт.
Историческая родина встретила меня не очень радушно. Поначалу я никак не мог привыкнуть к немецкому языку, срывался на английский, но где-то через недельку все пришло в норму. А там вдруг объявилась фройляйн Анна, утверждающая, что влюбилась в меня еще в далеком-далеком детстве и все эти годы хранила свои чувства в неприкосновенности... Я не нашел повода ей отказывать. В конце концов, каждый имеет право на свои собственные странности.
...Дверь фройляйн Анна открыла своим ключом. Я как раз отправил в рот последний квадратик шоколада и катал его на языке, растягивая удовольствие, когда она вошла в комнату.
— Ох, Михаэль, опять этот нездоровый образ жизни! — всплеснула она руками.
Я осознал, что не имею никакого желания слушать о ее рабочих подвигах. Поэтому я улыбнулся и протянул к ней руки.
— Иди сюда, красавица, — позвал я. — Знаешь, я соскучился...
Еще одно достоинство фройляйн Анны на фоне других дам: ее соврешенно не смущали мои шрамы, она даже находила их... Притягательными и весьма пикантными.
Часом позже мы, разгоряченные и усталые, лежали в постели. Я снова изучал потолок, а фройляйн Анна пальчиком рисовала узоры на моей груди.
— Михаэль, — мурлыкнула она. — Только не смейся, но мне кажется, что ты — образцовый мужчина.
Я хмыкнул. Надо ли говорить, что я был доволен как кот, вдоволь наевшийся сметаны?
Третий плюс фройляйн Анны: она умела говорить нужные вещи в нужное время.
Только, все-таки, когда вернется Мэтт, ей придется уйти. Ведь я всегда был очень ревнив... Образцово ревнив, я бы даже сказал.
* * *
Мэтт
Спустя девять месяцев.
Первое, что я увидел, проснувшись — бездонные черные глаза под челкой пепельных волос. Одна из прядей этих волос безжалостно наматывалась на палец, отпускалась, снова наматывалась. М-да, неприятность: увидеть Ниа в такой важный момент жизни.
Вообще-то, я надеялся узреть Мэлло. Оно и приятнее, и полезнее, и вообще. Хотелось вот мне видеть это ходячее белобрысое несчастье. Но не тут-то было: не сложилось.
Я не испытывал к Ниа ненависти или отвращения, нет. Просто рассчитывал, что моя забота о Мэлло не будет забыта. Видимо, все-таки ошибся.
Ниа, заметив, что я очнулся, кивнул каким-то своим мыслям и отошел от меня. Я удивился. Ну а что с меня взять: я привык к эмоциональному Мэлло, который мне сразу высказывал все, что чувствовал, а не к такому загадочно-молчаливому Номеру Один.
— Где... — я закашлялся, услышав свой хриплый голос.
— Это сейчас неважно, — последовал незамедлительный ответ. Он угадал мой вопрос или у него других вариантов реакции больше не было?..
Через некоторое время обстановка стала яснее. Ко мне пришел доктор в кипельно-белом халате и долго рассказывал о своих рабочих подвигах. Я так понял, что ему давно была положена Нобелевская премия, но из-за того, что мое существование держалось в секрете, бедный врач вынужден был отказывать себе в таком невинном удовольствии, как всеобщее признание. Я ему посочувствовал, но, кажется, получилось не очень убедительно.
Сообщение о том, что во мне сделали двадцать пять лишних дырок, меня совсем не обрадовало. Я вообще испугался за некоторые жизненно необходимые функции своего организма... Доктор меня «успокоил» тем, что сказал, что двадцать четыре дырки они благополучно залатали, а с последней произошел небольшой конфуз: пуля застряла в кости и выходить отказалась напрочь. Из дальнейших объяснений стало понятно, что новая подружка не обещала никаких проблем. Я подумал и решил, что это даже забавно, когда у тебя в черепе кусочек металла.
Потом я выслушал лекцию о перебитом сухожилии, задетом желудке и какой-то непонятной резекции легких, которую мне сделали. Ко всей этой гадости привязали список противопоказаний: никаких сигарет, повышенных физических нагрузок и питание супчиками. Я, разумеется, возмутился, но доктор сделал вид, что не заметил этого. Он померил мне температуру, проверил общие реакции и ушел, оставив меня наедине с моими мыслями.
Мысли никак не хотели упорядочиваться. Очень не хватало компьютера под рукой. Ну или какого-нибудь ноутбука, раз уж местных хозяев — читай, Ниа, — жаба душит дать нормальную технику бедному пострадавшему.
Удивительно, но я помнил, что привело к моему длительному сну — я был уверен, что спал как минимум несколько месяцев. Я помнил наш с Мэлло безумный план, гонку по улицам, ловушку, в которую меня загнали... В меня стреляли. А потом — темнота.
Вы надеялись, что я сейчас буду распинаться на тему того, какие мысли меня посещали, когда раскаленный свинец впивался в мое мягкое тело? Ха-ха. Очень наивно предполагать, что человек, умирая, произносит про себя длиннющие монологи о бренности жизни. Попробуйте умереть — сами убедитесь, что ничего подобного в голову не приходит. Голова вообще остается волшебно пустой, все заглушает боль. Вот кто-то говорит, что умирать легко, но я с уверенностью вам сообщаю — это чертовски больно. И ни о каком Мэлло я в тот момент совсем не вспоминал.
Некоторое время меня еще держали в постели, потом разрешили гулять по коридорам. Знаете, что я сделал в первую очередь? Стрельнул у охранника сигаретку.
Кто никогда не курил, не поймет, какое же это наслаждение — наконец затянуться горьким горячим дымом. Правда, мое удовольствие затмил кашель, тут же заявивший о неподобающем обращении с легкими. Я мужественно стерпел этот приступ, отмахнулся от охранника, предположившего, что мне нельзя баловаться с сигаретами, докурил. После чего подумал, что, кажется, доктор все-таки не шутил.
Еще через некоторое время мне удалось выловить Ниа и спросить, что происходит в мире. Тот сначала упирался, а потом сказал, что Киру давно поймали и даже убили, Тетради Смерти сожгли, а мир во всем мире установить не получилось, в связи с чем Номер Один изволил занять место L и работать детективом.
На мой вопрос о здоровье Мэлло Ниа только пожал плечами:
— Жив.
Нет, это, конечно, было очень хорошо, только я жаждал подробностей, однако получил отказ. Тогда я потребовал себе компьютер. Ниа пожал плечами и сказал, что раз нужно, то будет.
Я считался третьим в приюте вовсе не потому, что нас всего было трое, а потому что действительно уступал Мэлло и Ниа лишь немного, да и то больше из-за того, что не интересовали меня лавры L, куда интереснее было совершенствовать свои знания, умения, навыки во владении ЭВМ. И вот все благоприобретенное я бросил на поиски в Интернете информации об одном нахале-блондине.
Информации, к моему вящему удивлению, не нашлось от слова «совсем». Я даже расстроился и пребывал в депрессии добрые полчаса. Потом повеселел, найдя страничку имени Киры и вовсю поразвлекался, смущая добропорядочных фанатов совершенно дурацкими вопросами.
Через месяц моего пребывания во владениях Ниа случилось чудо: тот снизошел до общения со мной.
— Майл, я обещал Мэлло, что свяжусь с ним, как только ты поправишься, — сообщил он.
Я удивленно вскинул брови. По моим подсчетам, сообщать об этом стоило недели этак четыре назад. Ко мне, конечно, все еще шастали врачи и заставляли делать какие-то упражнения, но сам я считал себя абсолютно здоровым.
— Но я решил поступить иначе, — тем временем продолжал Ниа, не заметив моего недоумения. — Я лучше скажу тебе, где он находится, и ты сам доложишь ему обо всем, о чем сочтешь нужным сказать.
— И где же? — я нашел в себе силы добавить в голос ехидства.
Разумеется, Номер Один проигнорировал это.
— Ты поедешь в Германию. Не сейчас, через две недели. Вряд ли Михаэль решит переехать за это время. Просто нужно время, чтобы точно убедиться, что ты не свалишься где не надо. А то Мэлло может обидеться за это и обвинить во всем меня.
Мое удивление достигло отметки «критично». Ниа шутил?! Вот уж чего не ожидал. Видимо, я все-таки слишком долго спал.
— Какое сегодня число? — спросил я.
— Одиннадцатое октября.
— А год?!
— Две тысячи десятый.
Вот так-так... Получается, прошло почти девять месяцев с того злополучного дня? Жутко. Нормальные люди столько не спят. Зато, наверное, я выспался на всю оставшуюся жизнь.
Билеты на самолет Ниа оплатил, даже расщедрился еще больше и подарил мне ноутбук. После чего захлопнул за мной дверь. Пути назад не было, да и нужен ли мне был этот самый путь назад?
Адрес, по которому был зарегистрирован Мэлло (по данным разведки Ниа, разумеется), был вбит в память моего мобильного. Я прочитал его бесконечное количество раз, пока летел в неизвестность. И все равно боялся, что что-нибудь напутаю, с моим-то нулевым знанием немецкого; да и не факт, что английский в Германии достаточно распространен, чтобы меня поняли.
Все оказалось не так страшно, как представлялось. Милая девушка в справочной доходчиво мне объяснила, как найти гостиницу, где обменять деньги и даже где купить сигареты. Меня подмывало спросить у нее номерок телефона, но я сдержался. Девчонок еще много будет, а вот Мэлло у меня навсегда один.
Сорок минут блужданий — и я у цели. Коленки дрожат, я хромаю на левую ногу, чего раньше за собой не замечал. Кажется, это те самые нежелательные физические нагрузки, о которых предупреждал добрый доктор.
Нахожу нужный номер, стучу. Из-за двери слышится:
— Ja?
Делаю глубокий вздох, после чего отвечаю на английском:
— Мэлло, это я, Мэтт.
Резко распахнувшаяся дверь едва меня не убила. Вот бы обрадовались охранники Такады, узнай, что правонарушитель все-таки сдох, пусть и не от их пуль...
Михаэль смотрит на меня с недоверием. За то время, пока мы не виделись, он похорошел, я вам скажу. Не такой уже тощий, хотя стройность никуда не делась, нет мешков под глазами, мышцы подкачал...
— Не узнаешь, что ли? — спрашиваю я почему-то шепотом. — Или забыл?..
Мэлло встряхивает головой, хватает меня за рубашку и втаскивает в номер. Пинком закрывает дверь. Резко выдыхает и орет в полный голос:
— Придурок! Как ты посмел подставиться под пули?! У меня из-за тебя чуть сердечный приступ не случился!!!
Смеюсь, заметив двойной смысл фразы. И Мэлло тоже смеется, обнимает меня, хлопает по спине.
Нам о многом предстоит поговорить, но это все будет потом. Сейчас главное — мы оба живы и мы нашли друг друга.
Глава 1
Мэлло предложил Мэтту выпить, однако тот неожиданно попросил обычной воды. Удивляясь такому поведению друга, первый все-таки выполнил его просьбу; себе он налил виски со льдом. Некоторое время молодые люди сидели молча, изображая увлеченность напитками.
— Знаешь, я... — начал Мэтт. — Я удивился, когда обнаружил в роли сиделки Ниа.
— Он сам захотел, — фыркнул Мэлло. — Меня отослал в приказном порядке. Ввиду некоторых обстоятельств я не мог не подчиниться.
Он поморщился, но постарался скрыть гримасу за волосами, потянувшись за шоколадкой. Разумеется, Майл заметил этот жест, однако предпочел промолчать. Если Мэлло не хотел, чтобы что-то видели, то у него явно был для этого повод. Пусть даже такой необъективный, как его непомерная гордость и стремление быть во всем первым.
— Как ты тут... Вообще? — поинтересовался Мэтт.
— Живу, — пожал плечами Михаэль, откусывая от шоколадной плитки.
— Ну хоть в чем-то вы с Ниа совпадаете! — засмеялся его собеседник.
— Что ты имеешь в виду?
Мэтт рассказал о его попытке выяснить хоть что-то о своем белобрысом друге и о реакции Номера Один на это. Мэлло неожиданно улыбнулся, но пояснять причину своего веселья не стал.
— Это чудо, ну, то, что ты все-таки выжил, — заметил Михаэль. — Тебе так жить хотелось, а? Тебя же с того света вытащили!
— Боялся, что ты останешься без присмотра и наделаешь глупостей. Ты же без няньки не можешь, сразу с катушек слетаешь, — Мэтт подумал, потом все-таки достал пачку сигарет, закурил.
— Да пошел ты, — беззлобно отмахнулся Мэлло.
— И кто за тобой присматривал последние девять месяцев, а? — продолжал развлекаться Майл.
— Никто не присматривал. Ты все ждешь, когда я скажу, что плохо мне без тебя было, да? — глаза блондина как-то странно сверкнули. — Да, плохо. Никто не прокуривал мою комнату, никто не раздражал писком приставки и не будил посреди ночи клацаньем клавиатуры. Про вечный беспорядок я уже молчу, а то, боюсь, не выдержу и разрыдаюсь от избытка чувств, — он попытался изобразить жалобное выражение лица, но не сдержался и заржал. Именно заржал, а не засмеялся. В этом был весь Мэлло: у него любые эмоции доходили до крайности.
И Мэтт был тем самым единственным человеком, который лучше всего его понимал. Один не умел правильно выразить то, что действительно чувствовал, подменяя зачастую друг другом совершенно противоположные эмоции, другой не желал демонстрировать, что его волновало что-то кроме его компьютера и приставок. Но, находясь рядом, они забывали обо всем на свете — и каждый мог быть самим собой.
Неожиданно дверь открылась. Мэтт, сидящий к ней лицом, удивленно вскинул брови, оглядывая невысокую девушку со светлыми волосами, убранными в хвост. Ее голубые глаза смотрели с недоумением, руки с тонкими запястьями и длинными пальцами нервно теребили сумочку. На ней были надеты прямые черные брючки и белая рубашка, сквозь которую прекрасно просматривалась маленькая грудь с острыми сосками.
— Ой, Михаэль, у тебя гости, — наконец опомнилась девушка. — Я, наверное, невовремя, но ты не предупреждал...
Мэлло вздохнул и равнодушно откликнулся:
— Да, ты невовремя.
Мэтт, не понимающий немецкого, крутил головой, смотря то на друга, то на гостью.
— Это Анна, — бросил Мэлло, переходя на английский. — Она... Скажем так, она иногда ко мне приходит.
— Так вот кто заботился о тебе, пока я был в отключке, — хмыкнул Мэтт. Он встал с кресла, изобразил галантный поклон: — Леди, я очарован. Уверен, что лучшей девушки для этого обалдуя и не найти.
Анна смотрела на него, явно не понимая. Видимо, знание английского не входило в список ее достоинств.
Мэлло, кажется, собрался перевести слова друга, но тот перебил его:
— Что ж, не буду мешать встрече влюбленных голубков. Пойду прогуляюсь. Михаэль, позвони мне, когда освободишься, — он не стал пользоваться приютским прозвищем, обратив внимание на то, что девушка звала Мэлло настоящим именем.
Проходя мимо Анны, он поймал ее руку и едва прикоснулся губами к тонким изящным пальцам, стараясь добавить своей улыбке как можно больше шарма. Ему удалось: девушка неуверенно улыбнулась ему вслед.
Мэлло, который так и не повернулся, сквозь зубы процедил:
— Паяц...
* * *
Мэтт
Черт.
Нет, с другой стороны, странно было бы ожидать, что у такого симпатичного парня, как Мэлло, не появится девушки. Я даже согласен на блондинку — в конце концов, на вкус и цвет фломастеры разные, кто ее знает, может, она умеет что-то совершенно фантастическое, отличающее ее от других.
Но...
Все-таки не ожидал.
Какое мне до этого дело? Никакого. Личная жизнь моего друга — это его личная жизнь, мне туда лезть не стоит. А стоит ли обманываться сейчас, уверяя себя, что мне эта девушка показалась подозрительной, вот я и нервничаю сейчас, прикуривая очередную сигарету, хотя кашель душит меня как никогда? С кем я еще могу быть настолько откровенным, как не с самим собой?
Нет-нет-нет, я не ревную. Мэлло мне друг, а не любовник, с чего бы мне страдать из-за появления в его постели этой Анны? Любому, предположившему такой бред, выбью все зубы.
Но было в этой девушке что-то, что заставляло меня вновь и вновь возвращаться к ее образу...
Я шел по узким улочкам, рассматривая забавные домишки. Городок был маленьким, из тех, где все соседи знают друг друга и по вечерам обсуждают симпатичного садовника у одной старой леди... Тьфу ты, фрау. Это Германия, мне надо привыкать к их словечкам. Так вот, я был удивлен, что Мэлло выбрал такое захолустье. Он же привык всегда быть в центре внимания, блистать экстравагантными нарядами, появляться на светских раутах и на разборках мафиози, обязательно крупных, чтоб с перестрелкой и десятком трупов.
А здесь он изменился. Даже его одежда была уже скромнее — никакой кожи, темные джинсы и черная майка; разве что розарий все так же неизменно болтается на его шее. Волосы по-прежнему аккуратно подстрижены, но заметно длинее: он все еще стесняется своего шрама на лице, старается его закрыть. И бесполезно ему говорить, что шрамы украшают мужчин: обзовет извращенцем. И будет прав, между прочим.
Шоколадки — пожалуй, это единственное, что окончательно убеждает меня в том, что я говорил не с кем-то, прикидывающимся моим другом, а именно с Мэлло. Никто другой не умеет так увлеченно хрустеть (плитка всегда вытаскивается из холодильника, теплая — уже не то) лакомством, как этот нахал в личине ангела. Нормальные католики перебирают четки, когда молятся, этот — когда жует очередной Альпен Голд.
Мимо меня процокала каблучками очаровательная рыжая дамочка из тех, о которых обычно говорят «грудь колесом». Высокая, стройная. Я не удержался и подмигнул ей, но дамочка меня надменно проигнорировала. Ну еще бы, очень нужен ей лохматый двадцатилетний парень, когда вон какой красавец-садовник ждет на другой стороне улицы... Я хмыкнул и изобразил звук поцелуя, дамочка нервно передернула плечами. Я рассмеялся. Садовник, кажется, заметил мое непочтительное отношение, нахмурился... Но ничего сделать не успел, у меня зазвонил телефон.
— И долго ты еще прохлаждаться будешь? — поинтересовалась трубка голосом Мэлло.
— О, голубки уже вдоволь накурлыкались? — усмехнулся я.
— На... Что? Где ты такие слова выучил? Ниа заставлял тебя читать орфографические словари? Бедняжка.
— Не ехидничай, — сказал я, чувствуя, что не могу не улыбаться.
— Еще и не начинал! Зайди по дороге в магазин, купи шоколад.
— Куда ты свои запасы потратил, извращенец? — я представил возможные способы употребления шоколада по отношению к Анне и согнулся пополам от беззвучного смеха. — Я немецкого не знаю, как я тебе зайду?
— Рядом с гостиницей супермаркет. Там говорить не надо, только циферки уметь читать, — и Мэлло нажал на отбой, как всегда не прощаясь.
Я, все еще посмеиваясь, побрел обратно. К счастью, садовник со своей дамочкой уже исчезли с горизонта и избавили меня тем самым от нежелательных задержек.
* * *
Мэлло
Передать не могу, как я разозлился, когда эта безмоглая курица заявилась в номер. Мэтт, судя по всему, неправильно истолковал выражение моего лица и сжатые на подлокотниках пальцы, ничем другим не могу оправдать его поспешное бегство. Все-таки девять месяцев сильно сказались, мы не понимали друг друга так же хорошо, как раньше, когда мне было достаточно вздохнуть, чтобы Мэтт сбегал на кухню за шоколадкой, а Мэтту кашлянуть, чтобы я передал ему пепельницу.
Курица... То есть фройляйн Анна обошла мое кресло, наклонилась меня поцеловать. Я дернулся, в результате чего поцелуй пришелся в щеку.
— Кто это был? — спросила она. Хорошо хоть додумалась не подавать вида, что ее чем-то не устраивает мое поведение.
— Мой друг, — лаконично ответил я. Вдаваться в объяснения не было никакого желания, да и не заслужила фройляйн Анна моих объяснений.
Я залпом допил виски, скомкал пустую обертку из-под шоколадки, кинул ее в стакан. Меня слегка потряхивало, но я старался держать себя в руках.
Ненавижу! Ненавижу, когда мне мешают. Я надеялся на вечер в приятной компании лучшего друга с дорогим алкоголем и мужскими разговорами, а вместо этого что получил? В самый неподходящий момент вламывается озабоченная кошка, из-за которой Мэтт ретируется, считая, что я могу предпочесть ее ему. Тоже дурак.
— Михаэль, что-то не так? — осторожно спрашивает фройляйн Анна.
Боится... Правильно делает, хотя я никогда еще не позволял себе грубого отношения к ней. Наверное, чует каким-то своим женским чутьем, что меня злить не стоит ни в коем случае.
— Все не так! — в голос все-таки прорывается раздражение.
— Мне уйти? — мгновенно реагирует фройляйн Анна.
Я задумался. Велико было желание ответить утвердительно, однако столь скорый звонок Мэтта спровоцирует лавину насмешек, и не факт, что я успею вовремя себя остановить, прежде чем мы с ним разругаемся в пух и прах. Но, с другой стороны, я точно знал, что сегодня никаких постельных утех быть не могло, в таком-то моем состоянии, а для чего еще можно просить фройляйн Анну остаться, я не представлял. Поэтому я выбрал третий из возможных вариантов и произнес как можно более нейтрально:
— Как хочешь.
Я вижу облегчение на лице фройляйн Анны. Похоже, она очень не хотела, чтобы я ее выставил за порог. Что она вообще о себе возомнила? Она думает, что если я ее терплю в течение нескольких месяцев, то она что-то для меня значит? Ага, конечно.
Просто она оказалась очень удобной. Она ничего от меня не требовала, приходила по первому зову, не ругалась на шоколад в постели и не обращала внимания на мои шрамы. Параллельно я пытался завести еще отношения с куда более красивыми женщинами, но у каждой в глазах я читал либо жалость, либо ужас — и тут же уходил, хлопнув дверью. Да, я не воздержан, и меня это устраивает.
Фройляйн Анна тем временем пристроилась у моих ног и положила голову мне навр колени, заглянула в лицо. Я вздрогнул от смеси нежности и собачьей верности, что обрушилась на меня. Рука моей женщины недвусмысленно скользнула по моей ноге вверх.
— На ночь ты не останешься, — предупредил я.
— Хорошо, — покладисто кивнула фройляйн Анна, растегивая мои джинсы.
Я не смотрел на часы. Как только за фройляйн Анной закрылась дверь, я набрал номер Мэтта. Разумеется, он не смог обойтись без своих дурацких шуточек, изобрется какое-то совершенно глупое слово, но, к моему удивлению, я осознал, что его голос меня успокаивает. Я попросил его купить шоколада, но только для того, чтобы выиграть время на посещение душа: я сомневался, что Мэтт ушел далеко от отеля, ведь он совершенно не знал немецкого и вряд ли бы рискнул смотаться на другой конец города. А не помыться после посещения фройляйн Анны казалось мне кощунством.
* * *
Когда раздался требовательный стук в дверь, Мэлло как раз выходил из душа. Чертыхнувшись, он пошел открывать, на ходу вытирая полотенцем волосы. Мэтт торжественно вручил ему три плитки шоколада: горького, молочного, белого, после чего вольготно устроился на диване, положив скрещенные ноги на журнальный столик.
— Я не ем белый, — поморщился Мэлло. — В нем нет какао. Это извращение.
Мэтт развел руками, всем своим видом демонстрируя, что не разбирается в шоколаде.
— Это как если бы ты попросил найти диск с какой-нибудь стрелялкой, а я тебе вместо этого подсунул Симс, — наставительно сообщил Михаэль. — И сними ноги со стола. Это некультурно.
— С каких пор тебя волнуют вопросы культуры? — удивился Мэтт, но просьбе внял, сел прямо.
— Немецкая педантичность разъедает мой мозг, — признался Мэлло. — Еще чуть-чуть, и я стану истинным арийцем.
— Изыди! — притворно ужаснулся Майл.
Мэлло тем временем убрал шоколад в холодильник, отнес полотенце в ванную и взялся за расческу.
Телефон на столе ожил и, жужжа, пополз к краю. Мэтт поймал его и посмотрел на экран.
— Неизвестный номер, — оповестил он.
— Кидай сюда, — Мэлло отвернулся от зеркала и подставил руки, готовясь поймать свой мобильный.
Бросок Мэтта оказался идеально выверенным и пришелся точно в цель.
— Спасибо, что не в лоб, — хмыкнул Мэлло и нажал на кнопку принятия вызова. — Ja? А, это ты. Да, доехал, с ним все в порядке. Нет, никаких особых планов у нас не предвидится. Какая работа? Не скажу, что меня это очень интересует. Быть такого не может, не издевайся надо мной. Так уж и нужна? И не только моя? Ладно, хорошо, уговорил. Мы подумаем над твоим предложением. Ага, перезванивай.
Повесив трубку, Мэлло некоторое время смотрел на телефон, кусая губы.
— Что за предложение? — спросил Мэтт. — И кто это был?
Мэлло перевел на него взгляд и улыбнулся. Он буквально светился от счастья.
— Это был Ниа. Просит нашей с тобой помощи, — сказал он.
* * *
Ниа
Прочитав данные о новом деле, предложенном мне к расследованию, я некоторое время сижу, уставившись в одну точку. Я даже забываю теребить волосы, настолько погружен в мысли.
Пока я еще точно не уверен, однако что-то мне подсказывает, что дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Более того, я чувствую, что тут будет недостаточно только моего разума. Я не люблю контакты с людьми и плохо разбираюсь в технике, а без этого обойтись никак нельзя. И я знаю, что полагаться могу только на лучшие ресурсы.
Подхожу к компьютеру, надеваю гарнитуру, набираю номер. Несколько гудков — и я слышу голос Мэлло, произносящий на немецком «Да?»
— Мэлло, это Ниа, — говорю я.
В ответе Михаэля отчетливо сквозит раздражение. Да, он отнюдь не рад меня слышать.
— Как Майл? Он добрался? — я задаю абсолютно ненужный вопрос. Ответ меня нисколько не интересует.
— Вы уже решили, чем будете заниматься? — спрашиваю, уже ближе подходя к цели моего звонка.
— У меня есть для тебя работа, — сообщаю я, чем вызываю недоумение Мэлло.
— Поступило новое дело.
Мэлло ожидаемо говорит, что ему это неинтересно. Что ж, у меня еще припрятано несколько козырей в рукавах.
— Я не справлюсь один.
Вот оно. Сыграть на тщеславии Мэлло — лучший ход.
— Мне нужна твоя помощь. Вернее, ваша.
От победы меня отделяет всего одна фраза.
— Мне бы очень не хотелось, чтобы вы отказывались.
Разумеется, Мэлло согласен. Он только притворяется, что делает мне одолжение, на самом деле мне удалось его заинтриговать.
— Я перезвоню завтра утром, чтобы узнать ваш окончательный ответ.
Как же все-таки легко добиться необходимого от эмоциональных людей.
Выключаю компьютер, возвращаюсь на пол к своим старым игрушкам. Сегодня это фишки домино.
Если я заручусь поддержкой Мэлло и Мэтта, то у преступника не будет никаких шансов. Можно сказать, что я уже выигрываю, даже не успев начать партию.
Если бы я все еще сохранял чувства, то это вызвало бы у меня скуку.
Глава 2
Ниа
Синяя папка лежит передо мной. Только что я звонил Мэлло и, конечно же, услышал положительный ответ на мое предложение. Он меня не разочаровал; он не зря носит звание Номера Два. Возможно, его излишняя эмоциональность может помешать, однако мыслить трезво у него все еще получается, что заслуживает похвалы.
Но только нельзя произносить это вслух. Потому что нет для Мэлло ножа в сердце острее, чем мое одобрение — так уж он устроен.
Я сказал ему, что у них три дня на сборы, после чего они должны прибыть в Лондон. Дело не касается именно этого города, все четыре уже совершенных убийства происходили в разных уголках Великобритании, поэтому я выбрал столицу в качестве нашего временного пристанища.
Я листаю каталог с номерами работающих на меня агентов. Как и L, я использую устройство для изменения голоса; лицо мое миру неизвестно. Латинская буква N — вот и все мои приметы. Однако знающим людям и этого достаточно.
Я прошу, нет, я приказываю снять квартиру, а лучше целый дом где-нибудь в центре. Раздаю указания относительно техники, что нам понадобится, обязательным пунктом ставлю наличие шоколада в холодильнике и открывающихся окон. Ноябрь — довольно холодный месяц, но Мэтт вряд ли бросил курить, несмотря на рекомендации врача, а это значит, что Мэлло придется жить в доме, постоянно наполненном табачным дымом. Я знаю, что он этого не любит.
Сам я предполагаю некоторое время оставаться здесь, в моей штаб-квартире в... Впрочем, это неважно. Никто не подозревает о моем местонахождении, и это меня устраивает. Даже Мэтт: его выводили отсюда, завязав ему глаза.
Я буду находиться вдали от напарников столько, сколько это будет возможно. Не хочу сказать ничего плохого в их адрес, но думается все-таки лучше, когда вокруг нет излишних раздражителей. Да и им без моего постоянного присмотра... То есть с иллюзией его отсутствия, если уж быть до конца честным — так вот, и им будет проще. Насколько я могу судить по похищению Такады, они уже хорошо сработанная пара, третий может отрицательно повлиять на этот союз.
Мне же довольно и самого себя. До тех пор, пока не приходится выходить из укрытия. Поскольку я не могу себе позволить так рисковать, то предпочитаю использовать других.
Новое дело... Оно не оставляет никаких шансов разобраться с ним, оставаясь в тени.
Четыре разных города: Ланкастер, Милтон-Кинс, Тонтон и Рай; четверо абсолютно разных жертв: обыкновенный служащий, студент, актриса провинциального театра, пожилая пара. Способ убийства один: пуля в лоб. Что ж, по крайней мере, можно исключить появление новой Тетради Смерти в мире. Что же связывает эти случаи, что заставило объединить все четыре в одно?
Папка дает ответ: у каждого из убитых кровью на лбу была написана буква. N.
Убийца знает о моем существовании. Он знает, что дело передадут мне, потому что никто из легавых не обладает должным уровнем интеллекта. Убийца хочет со мной встретиться? Неужели личные счеты?
Я не задевал никого, кто мог бы подобным способом мне давать знак. Единственный «ущемленный» — это Мэлло, кому я преградил путь в наследовании L, но он слишком умен. Да и ему не стоило бы никакого труда, если бы он действительно хотел, убить меня сразу, в тот день, когда он сам чуть не погиб.
Кто-то из тех, кто участвовал в расследовании дела Киры? Тоже нет.
Предательство кого-то из агентов? Нет. Их отбор настолько жесткий, что ненадежный человек не пройдет дальше первой проверки.
Тогда остается лишь один вариант: нашелся человек, который слишком много знает. Его надо... Поймать и обезвредить, пока он еще глупостей не наделал.
Я закрываю папку. Пока информации для размышления достаточно. Теперь можно занять руки и еще раз попробовать найти хотя бы одного подозреваемого.
На миг представив Мэлло, у которого данных о деле нет вообще, я улыбаюсь. Впрочем, улыбка через мгновение уже покидает мои губы.
* * *
Мэлло был не в духе. Мэтт с некоторый опаской наблюдал, как он ломает шоколадную плитку — с таким выражением лица, по его мнению, подходило только шеи котятам сворачивать. Закончив с шоколадкой, он схватил газету, до этого мирно лежавшую на краю стола. Мэтт думал, что и она сейчас окажется порванной в клочья, но Мэлло не оправдал опасений и вместо очередной жуткой расправы углубился в чтение.
— Маленький гаденыш, — наконец нарушил молчание блондин. — Он что, не мог рассказать чуть больше, чем «встретимся в Лондоне»?! Да я за эти три дня мог бы уже додуматься, кто преступник! Но нет, конечно, он хочет, чтобы все лавры снова достались ему... И, разумеется, в прессе ни слова! Потому что дела, отправляемые к N, в огласке не нуждаются.
— Скушай шоколадочку, деточка, — как можно более приторным голосом протянул Мэтт. — А то очередной дивизион твоих нервных клеток поляжет на полях сражения со стрессом, если им срочно не прислать подкрепление из тыла.
— Отстань, — отмахнулся Мэлло.
— Не думаю, что Ниа нужна слава. Он же нос высунуть боиться за пределы своего жилища, — резонно заметил Мэтт.
Мэлло, понимая правоту друга, ничего не ответил, только посмотрел обиженно и подтянул ноги к груди, обняв их руками. Он неосознанно скопировал любимую позу L, но Мэтт никак не мог этого оценить: он никогда не видел «величайшего детектива современности» вблизи.
— И ты, Брут! — как можно более трагически прошептал Михаэль.
— И я, дорогой, и я, — Майл встал с насиженного места, переложил ноутбук на пол и сказал: — Пойду покурю. Пожалею твое нежное обоняние, мой юный Цезарь.
Мэлло схватил россыпь шоколадных квадратиков и кинул в друга. Тому частично удалось увернуться, но парочка все же попала в цель.
— Спасибо, конечно, но я не ем шоколад, — усмехнулся он и скрылся за дверью.
Блондин состроил ему вслед гримасу.
Ноутбук мигал надписью «Пауза». Мэлло дотянулся до него, свернул окно с игрой и открыл браузер. В газетах ничего не пишут — это ладно, но неужели в Интернете не появилось ничего о каких-нибудь необычных убийствах? Было кристально ясно, что за что-то мелкое Ниа не возьмется, и уж тем более не попросит помощи в расследовании, будь там всего лишь какой-нибудь захудалый маньяк.
Однако Интернет тоже не оправдал надежд Мэлло. Почти на всех новостных ресурсах вылезала реклама порно-сайтов, из-за чего начинал ругаться антивирус. Писк раздражал невероятно, и парень уже готов был его совсем отключить, когда вернулся Мэтт.
— Что ты делаешь, несчастье? — возопил он.
— Ищу, — коротко ответил Мэлло.
— Душа просит разнообразия, Анны уже мало? — саркастически изогнул бровь Мэтт. — Не смей качать всякую гадость на мою машину. Она совсем новенькая и еще невинна аки овечка. И право лишить ее невинности я оставляю за собой.
— Да я новости пытаюсь посмотреть!
— Ага, вижу. Хм, какая очаровательная попка у последней новости про падение биржи!
— Мэтт! — щеки Мэлло предательски заалели. — Я не виноват, что тут везде дурацкая переадресация!
— Надо будет снести систему и собрать заново, — задумчиво пробормотал Майл, обращаясь сам к себе. — И вот тогда-то никто уже не полезет в мой компьютер...
— Не очень-то и хотелось, — пожал плечами Михаэль. — У этого ноутбука все равно привычки как у его хозяина. Бедненький неудовлетворенный мальчик...
— Вот прямо сейчас и займусь переустановкой, — заявил Мэтт, решительно отбирая свою технику.
— Да сколько угодно, — Мэлло закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. — А я пока подремлю... Разбудишь — вышвырну вместе с твоей девственницей!
* * *
Мэтт
Я не курил в комнате вовсе не потому, что Мэлло это не нравилось; просто мне не хотелось, чтобы он видел мои приступы кашля. Он бы тут же выкинул все сигареты и посадил бы меня на антиникотиновую диету, а к подобным репрессиям я был совсем не готов. Ему же только дай волю — не только за собой будет следить, но и за всеми окружающими. Педант.
Руки сами нажимали на нужные клавиши, мне не надо было за ними даже следить.
Меня смущал тот факт, что Ниа неожиданно решил попросить помощи. Все это лишь звучало красиво, а вот что стояло за его просьбой на самом деле?..
Он в одиночку раскрыл дело Киры. Он стал наследником L, принял на себя его обязанности. И вдруг — сообщает, что никак не обойдется без Номера Два и Номера Три. Подразумевал ли он действительно сотрудничество равных, или это будет не что иное, как наша с Мэлло работа на «сильнейшего», тьфу ты, умнейшего? Так-то я его одной левой сделаю...
Мне совсем не хотелось работать с Ниа.
Во время утреннего разговора, когда Мэлло переключил телефон на громкую связь, чтобы и я мог участвовать, в голосе Номера Один проскользнуло что-то такое... Очень неприятное. Словно его безэмоциональный щит неожиданно дал трещину и маленький язычок чувства выглянул наружу. Я не знаток человеческих душ, чтобы вот так с ходу идентифицировать, что же прорвалось; однако я твердо уверен, что оно мне не понравилось. Абсолютно.
Может ли Ниа пытаться самоутвердиться за наш с Мэлло счет?
А черт его знает! Когда смотришь на него и видишь эти черные глаза, то кажется, что перед тобой робот, машина, а не человек. Ты падаешь в бездну, тонешь, и бесполезно барахтаться, потому что пока тьма тебя не отпустит, ты не выберешься. Ты лишаешься воли, желаний, собственных чувств, ты видишь только одно — до безумия расширенные зрачки.
Бр-р-р, что-то я увлекся представлением Ниа. Ладно бы он девчонкой симпатичной был, а тут — пфе, дохлый мальчишка, причем недоразвитый физически. Очевидно, интеллект сожрал все ресурсы организма, вот он и выглядит младше своих лет.
Когда говоришь с ним по телефону, гипнотический эффект теряется где-то на просторах космоса.
Хотел бы я знать, чувствует ли Мэлло то же самое? Или это я напридумывал себе глупостей, потому что знаю, что не тягаться мне с ними в соревнованиях разумов?
Наверное, я слишком громко стучал по клавишам, потому что Мэлло недовольно завозился. Я замер, не сводя с него взгляда: я не боялся его угроз, но будить его все равно не хотелось. Большую часть ночи мы общались, что называется, «за жизнь», однако он все равно встал в девять.
Мне повезло, буря пронеслась над головой, не задев и волоска: Мэлло всего лишь лег поудобнее, устроив голову на подлокотнике и свернувшись в позу эмбриона. Глядя на него в этот момент, невозможно было и подумать, что этот парень способен отстрелить башку любому, кто посмеет с ним спорить или просто покажется недостаточно внушающим доверие.
Человек наиболее уязвим именно тогда, когда он спит. Это было главной причиной того, что ни одной из своих девушек я никогда не позволял оставаться на ночь: мне совершенно не улыбалось демонстрировать какие-либо свои слабости. Хотя кто меня знает, что я вытворяю, когда мое сознание погружается в сон, ведь до сих пор не нашлось никого, кто мог бы мне это рассказать. Никого, кому бы я доверял настолько, что позволил бы себе заснуть с ним в одной комнате.
Мэлло либо имел другое мнение в этом вопросе, либо мне верил на все сто процентов.
Я сходил в спальню, принес покрывало и укрыл друга. Маленькая частичка заботы, необходимая, пожалуй, всем на земле. Кроме меня.
* * *
Пока Мэлло спал, Мэтт успел переустановить систему на своем ноутбуке, поиграть, заскучать, сходить в магазин и вернуться. Он убирал покупки в холодильник, когда блондин наконец изволил открыть глаза.
— Уже вечер? — спросил он хриплым со сна голосом, потягиваясь. — А почему ты меня не разбудил?
— Так ты же не велел, — удивился Мэтт.
Он уже садился в кресло, держа в руках бутылку пива. На несколько мгновений его лицо приобрело крайне сосредоточенное выражение — он пытался прочитать написанное на этикетке. Английского перевода там не нашлось, поэтому он повернулся к Мэлло:
— Что здесь написано, а?
— Что это пить нельзя, — фыркнул Михаэль.
— Ну зачем сразу так пессимистично... Не могу же я побывать в Германии и не выпить знаменитого местного пива!
— Нелогично в супермаркете искать то, что гремит на весь мир. Тебе надо идти в бар — вот там еще есть шанс найти что-то стоящее, — объяснил Мэлло, потер лицо руками и поморщился. — Я в душ. Если позвонит Ниа, ответь.
Он встал с дивана — словно перетек, настолько плавными были его движения. Мэтт проводил его взглядом, потом вернулся к созерцанию бутылки. В конце концов он решился и открыл ее одним ловким движением, зажмурился, сделал глоток. Лицо его просветлело и он недоуменно пробормотал:
— И что зря ругаться-то? Хорошее пиво.
Он помнил о том, что врач ему не рекомендовал алкоголь, но как он мог устоять, когда золотистая жидкость так и манила его терпким запахом солода и хмеля?..
К тому времени, когда Мэлло надоело плескаться, Мэтт успел уговорить бутылку и подумывал, не сходить ли за еще одной.
— Пьешь один, как заядлый алкоголик? — поддел его друг.
— Ты сам мне в компании отказал, — развел руками Майл.
— И правильно сделал, потому что мой организм не любит, когда в него вливают всякую гадость. У меня предложение получше: может, все-таки сходим в бар? Ниа в порыве небывалой благосклонности отвел нам три дня на сборы, так почему бы этим не воспользоваться и не получить максимум удовольствия?
Мэтт немедленно согласился, только напомнил, что немецкого не знает. Мэлло махнул рукой, мол, ну и черт с тобой, так уж и быть, поработаю твоим переводчиком. Мэтт невероятно обрадовался, разве что обниматься не полез.
Бар оказался небольшим, но очень уютным. Типичные немецкие бюргеры сидели дружной кучкой возле большого телевизора и что-то бурно обсуждали; очаровательная рыжеватая барменша приветливо улыбнулась при виде новых гостей. Мэлло сказал ей что-то, и она заливисто засмеялась, хитро посмотрела на Мэтта и, взяв две больших кружки, отошла в дальний конец барной стойки.
Майл чувствовал не совсем уверенно в месте, где все разговаривают на каком-то непонятном языке. Он ерзал на табуретке и беспокойно оглядывался.
— Прекрати вертеться, — нервно передернул плечами Мэлло.
— Что ты ей сказал? — настороженно поинтересовался Мэтт. — Мне не понравилось, как она на меня посмотрела!
— Всего лишь раскрыл страшную тайну о том, что ты приехал впервые и жаждешь непременно попробовать настоящего пива.
— Ты уверен?
— Нет, знаешь, я сказал и тут же забыл, а теперь придумываю, что я мог ей сообщить! — рявкнул блондин.
Типичные немецкие бюргеры замолчали и сурово посмотрели на двух подростков, мешающих их досугу. Мэлло скорчил недовольную гримасу и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что его крайне интересует рельеф потолочных балок.
— Ну ладно, прости, — примирительно пробормотал Мэтт. — Не кипятись.
— Я тебе не чайник, — фыркнул Михаэль. — Кипятиться не умею.
* * *
Мэлло
Нет, ну это просто невыносимо! Сегодня что, все сговорились меня достать?!
Сначала этот Ниа — чертов конспиратор! Не может он, видите ли, по телефону сообщать такие важные данные! Ага, как будто он явится нам лично, когда мы приедем в Лондон. Да ведь и там будет поддерживать с нами связь на расстоянии — я более чем уверен. Так что не заговаривай мне зубы, капризный Номер Один — я тебе все-таки не глупая малолетка. Я вообще постарше тебя буду, если уж на то пошло.
А потом еще и Мэтт. Что он так перепугался за свой компьютер? И с какого перепугу решил, что я могу качать порно, а?! У меня личная жизнь вполне налажена, мне нет нужды качать дурацкие ролики, где намазанные подсолнечным маслом бабы и мужики... играют в индейцев. М-да, иногда они слишком увлекаются, так что получается совсем не натурально, зато очень смешно.
Мэтт, похоже, решил начать строить отношения с противоположным полом. Никки — так зовут барменшу, - уже переместилась со своего обычного места к нему на колени и, блаженно жмурясь, слушает, что он ей лепечет. Несколько странное поведение для человека, не понимающего английского... А, вон что я не сразу заметил. Рука Мэтта уже вовсю путешествует под рубашкой Никки. Действительно, тут уже неважно, на каком языке говоришь.
Беру очередную кружку пива и перемещаюсь за столик. Вообще-то, этот бар открыт до полуночи, но Никки сделала нам одолжение. Местных она выгнала, напоминая каждому, что их дома ждут сердитые жены; нам же позволила остаться.
Наблюдать за только что образовавшейся «сладкой парочкой» мне быстро надоедает. Телевизор в это время ничего, кроме помех, показывать не может. Выпил я недостаточно для того, чтобы мозг отключился, да и в пиве не такое высокое содержание алкоголя, чтобы я смог опьянеть. Я ловлю себя на том, что отчаянно зеваю. Мне очень скучно.
Ухожу в туалет; возвращаясь, слышу приглушенный смех Никки и голос Мэтта, рассказывающий, что он никогда раньше не видел такой потрясающей девушки. Ага, как бы не так. Наверняка он говорит это всем своим случайным подружкам. Кидаю на барную стойку деньги, напоследок напоминаю другу, чтобы тот не забыл воспользоваться презервативом; после чего выхожу на улицу.
После никогда не спящего Токио, где я чуть не уснул навсегда, этот маленький немецкий городок кажется островком рая на земле. Ничто не нарушает ночную тишину; никаких неоновых реклам и вывесок, мешающих сосредоточиться; чистый холодный воздух и тусклый свет вычурных старомодных фонарей создают приятное впечатление покоя.
Я неспеша шел по узким улицам. Спокойная жизнь обещала закончиться через два дня, но я не жалел об этом; мне вообще не хотелось загадывать наперед, я наслаждался каждым мгновением окутавшей меня ночи. Гонка за первое место, соперничество с Ниа, убийства и расследования — все это отступило на задний план, казалось не заслуживаюшим внимания мельтешением.
Я остановился, поднял голову к небу, вздохнул полной грудью, раскинув руки. Мне было очень хорошо, так, как никогда раньше. Приди сейчас фройляйн Анна и предложи мне на ней жениться, я бы согласился, не раздумывая. Просто потому, что не хотел разрушать волшебства остановившегося мгновения спорами и несогласием.
Догони меня Мэтт и скажи, что он не хочет никуда отсюда уезжать и ничего расследовать, тем более в компании Ниа, я бы тоже улыбнулся и послал к чертям все эти планы по спасению человечества от очередного маньяка.
Но, разумеется, ни первого, ни второго не произошло. Я дошел до отеля без приключений, нашел среди своих вещей интересную книжку и забрался с ней под одеяло. Голова немного кружилась, но я был склонен это списать на переизбыток кислорода, нежели на воздействие алкоголя.
Через два дня этот случайно обретенный покой был смыт ураганом жизни, закрутившим и меня, и Мэтта, и Ниа. Но я никогда не пытался его воссоздать или повторить; сказка тем и ценна, что неповторима и приходит тогда, когда ее не ждешь.
Продолжение в комментариях.