Треснув, лопается вена - черная река. По реке плывут деревья, сны и облака.
А вот и внезапный диспетчер с очередной главой фика, про который, наверное, уже все забыли.
Всячески извиняюсь, если мой стиль во второй половине главы резко изменился.
читать дальше
Первый снег выпал двадцать седьмого октября – и сразу же лег уютным белым покрывалом. Город принарядился, приобрел куда более аристократический вид, положенный столь старому жителю, прикрыл свои недостатки ледяной пудрой. Деревья перестали печально пригибаться к земле, стремясь спрятать свою наготу, приободрились, встали ровно; дома кокетливо поправляли снежные шапки и подмигивали друг другу теплым светом из окон, меряясь, кому же больше идет. Горожане же оделись в теплые куртки, замотались шарфами и сердито месили ногами в тяжелой обуви кашу, в которую за полчаса превратились миллионы снежинок, неудачно приземлившись на тротуар.
Дима мягко улыбался, глядя на Жанну. Та, маленькая и похожая на цыпленка в ярко-желтой куртке (которую блазень все-таки надел на нее после долгих уговоров), неподвижно стояла посреди улицы и смотрела вверх. Парень подумал было, что ее заинтересовали облака, тяжелые и обиженные, но тут же был вынужден отложить эту привлекательную версию: некромагиня внимательно изучала окна расположенного через дорогу Архитектурно-строительного университета. Она медленно переводила взгляд то выше, то ниже, забывая даже моргать, и в ее сосредоточенной твердости, показалось Диме, было что-то от языческих идолов.
Блазень встал за спиной девушки, чтобы держать в поле зрения и ее, и входную дверь института. Ему не надо было даже задавать вопросы, чтобы понять, чего же Жанна ждет – разумеется, когда ее Глеб соизволит выйти. Нет, она не говорила о нем сутками, как многие влюбленные девицы, вообще словно бы не вспоминала без особой необходимости, но Дима не мог не замечать малейших колебаний ее эмоционального фона. После каждого визита Дары с отчетом некромагиня то порхала радостной бабочкой, то замыкалась в себе и подолгу сидела в обнимку с первой попавшейся книгой. Одновременно с этим она не оставляла попыток выяснить, где же находится Шапка Мономаха – и, надо признать, среди ее идей попадались и весьма стоящие.
Больше всего парень любил моменты, когда Жанна приходила к нему на кухню, просила сделать чай и с горящими глазами рассказывала, что она успела придумать во время очередного мозгового штурма. А вот когда она уходила из квартиры по вечерам и в одиночестве встречала рассвет на очередном кладбище, он чувствовал себя неуютно, хотя и знал, что с ней ничего не случится. Пару дней назад Дима позволил себе сказать ей об этом, но нарвался на холодный ответ и небрежное уточнение, что там ей уютнее всего.
– Вадим вот никогда не пытался меня опекать, – небрежно бросила Жанна тогда.
Так блазень выяснил, что давным-давно, в прошлой жизни у его подопечной был старший брат – их разница в возрасте составляла почти десятилетие. Она не стала посвящать его в подробности семейных отношений, но Диме хватило и того, как потеплел ее голос при упоминании его имени. «Почему ты не видишься с ним теперь?» – рвался с языка вопрос, но парень не решился напоминать некромагине об этом оставленном в прошлом человеке.
Снежинка не спеша спланировала сверху, радуясь, что ей удалось сбежать от суровой матери-тучи, и легла на волосы Жанны. Блазень протянул было руку, чтобы снять маленькую капельку, но передумал и залюбовался открывшимся зрелищем. Некромагиня тем временем нетерпеливо прикусила нижнюю губу, нахмурилась, напряглась – Дима ощущал, что она концентрирует свой магический дар, словно, устав от бесконечного ожидания, решила силком вытащить Глеба из университета.
– Жанна, – предостерегающе подал голос парень.
– Можно подумать... – девушка резко обернулась к нему, пытаясь сказать что-то наверняка вызывающее, но вдруг замерла, пойманная обманчиво-мягким взглядом. – Геб...
Дима снова улыбнулся, провел ладонью над ее волосами, не касаясь их – снежинки на них были слишком хрупкими и слишком красивыми, чтобы их убивать. Некромагиня не сделала попытки отстраниться, но где-то в глубине ее глаз мелькнуло что-то, напоминающее подозрение. Взяв ее за подбородок, блазень заставил ее поднять голову.
– Прости, – шепнул он, наклоняясь и осторожно касаясь ее губ.
Жанна не отпрянула, не возмутилась, не удивилась. Она стояла столбом, безвольно повесив руки, только чуть опустила ресницы, будто бы не хотела видеть того, кто ее целует. Дима, почувствовав странное изменение в ней, отступил на шаг. Нахмурившись, он попробовал увидеть ее ауру, но неожиданно наткнулся на звонкую блестящую сферу.
– Жанна! – повторил он, начиная паниковать.
Некромагиня его не слышала. Развернувшись, как кукла на шарнирах, она все так же механически зашагала прочь. Блазень рванулся вперед, но тут же его мягко оттолкнула неведомая преграда.
– Что за?.. – пробормотал он.
– Опять ты? – вдруг раздалось за его спиной.
Обернувшись, Дима увидел Бейбарсова. Рядом с ним стояла кромешница; ее насмешливый взгляд не отрывался от спины Жанны.
– Отойди от нее, – скомандовал блазень.
Бывший некромаг приподнял одну бровь.
– Ты не понимаешь!.. – блазень чувствовал, что потусторонняя тварь как-то замешана в том, что случилось с Жанной, но не мог объяснить.
– Так просвети, – предложил Бейбарсов.
Улыбка на лице кромешницы стала еще шире. Кому, как не ей, было знать, что Дима не может ничего рассказать, потому что тогда это помешает его собственным планам.
– И что ты тут делаешь, кстати? – поинтересовался тем временем бывший некромаг. – Дашку пытаешься поймать?
– Нет, – красноволосый парень немного опешил от такого предположения.
– Смотри, узнаю, что ты ее достаешь... – Бейбарсов не повышал голос, но угроза и без того была слишком явной, почти физически ощущаемой: даже без сил он производил впечатление.
– Вообще-то, Жанна... – начал блазень.
– Ты еще и с Аббатиковой знаком? – удивился бывший некромаг. – Ты смотри, а то она иногда такие фокусы выдает...
Подавив желание продемонстрировать, какие «фокусы» может поймать Бейбарсов за такие слова, Дима развернулся на каблуках и пошел в противоположную Жанне сторону. «Он даже не заметил, что она тут была! – мелькнула возмущенная мысль. – Что она вообще в нем нашла?!»
Жанне казалось, что она упала в огромную чашку с молочным киселем и бредет по нему наугад, надеясь, что где-то есть выход. Все вокруг было в плотном тумане, девушка почти не чувствовала своего тела, лишь догадывалась, что раз она движется, то оно где-то все еще существует. Ни единого звука не пробивалось сквозь пелену, не слышалось ни биения сердца, ни дыхания – будто кто-то повернул ручки регулятора громкости на «выкл.»
«Что это? Где я? Кто я?..» – вопросы ворохом сыпались и оставались лежать неотвеченными.
Некромагиня шла и шла. Казалось, мимо пролетали минуты, часы, дни, годы, а она все так же бездумно пыталась нашарить дверь, за которой заперли ее сознание, ее саму. В гробовой тишине раздался короткий смешок, Жанна упала на колени (все-таки они у нее еще были!), зажимая уши, пока не поняла вдруг, что это был ее собственный голос.
Испуг заставил ее встать и кинуться бегом, но смех не отставал, преследовал ее, гнал. Жанна попробовала закричать, но голосовые связки не слушались; или же туман просто глотал все лишние звуки.
– Ты поклялась! – громом прозвучал ее окрик, идущий откуда-то извне, но со всех сторон одновременно. – Ты принадлежишь одному!
Ноги подломились. Аббатикова попробовала выставить вперед руки, чтобы остановить падение, но что-то пошло не так, она упала грудью на нечто твердое и холодное. Едва не задохнулась от сильнейшей боли – как будто у нее разом оказались сломаны все ребра.
– Клятва!
– Я... Буду принадлежать Глебу... Или никому! – выдавила Жанна, и на этот раз услышала свой ответ.
Напряжение вызвало новый приступ боли, некромагиня надсадно закашлялась, почувствовала во рту железный привкус. Предшествующие появлению белого тумана события напрочь стерлись из ее памяти, она совершенно не понимала, почему ее спрашивают... Почему она сама себя спрашивает про клятву.
Холод обволакивал, укутывал ледяным одеялом, призывал закрыть глаза и отдаться ему навсегда. Жанна повернулась на бок, положила ладонь под щеку, подтянула колени к груди. Вокруг была лишь белизна, яркий-яркий режущий глаза свет, пустота наоборот, пустота со знаком плюс, нет, со знаком бесконечность...
Слабо подул ветерок; некромагиня почувствовала, как он подхватил ее и поднял наверх. Что-то смешное осталось лежать внизу, скрюченное, бледное, некрасивое, с огненно-рыжим пятном. Она посмотрела вперед, туда, где туман понемногу начал расходиться. Ей показалось, что она заметила какое-то движение, кто-то шел к ней, переваливаясь с одной ноги на другую, медленно, словно бы ступал по льду. Жанна качнулась в сторону странного гостя, надеясь рассмотреть его получше, но добилась ровно противоположного: он стал еще призрачнее.
Ее отвлекло прикосновение к плечу. Подняв голову, Аббатикова увидела невысокую хрупкую женщину с темно-ореховыми волосами и добрыми карими глазами. Женщина стояла неподвижно и смотрела на девушку с любовью, ее губы шептали что-то, но звуки снова куда-то пропали, заблудились, не доходя до слуха некромагини.
– Мама? – нерешительно спросила Жанна.
Женщина улыбнулась.
– Maman... – девушка всхлипнула. – Maman, où étais-tu? Pourquoi tu ne venais pas? Tu me manquais...
[Мама... Мама, где ты была? Почему ты не приходила? Я скучала по тебе...]
Ивонн де Лаланд выглядела именно так, как Жанна ее запомнила. В тот день, когда они последний раз виделись, мать, провожая дочь в школу, попросила ее не задерживаться после уроков, потому что они хотели сходить в зоопарк...
Женщина подняла руку, помахала, повторяя жест десятилетней давности, и начала медленно таять.
– Нет! – Жанна рванулась к ней, но не сдвинулась ни на миллиметр. – Maman, ne me quitte pas!
[Мама, не оставляй меня!]
Отчаявшись, она заплакала, как плакала когда-то в детстве. Все, что привила ей старуха-некромагиня, казалось, смывалось этими слезами, принося облегчение, но оставляя вместо себя жаждущую заполнения пустоту.
Жанна закрыла глаза. Если это и был сон, просыпаться она не хотела. Больше никогда.
– Открой глаза! – сердитый голос ворвался в сознание и вызвал спазм боли. – Немедленно!
«Как я могу открыть глаза, если меня нет?» – вопрос появился сам собой, Аббатикова не была уверена, что хотела подумать именно это.
Но голос тем временем продолжал настаивать, причиняя все больше и больше неудобств. Он-то по непонятной причине был твердо уверен, что у некромагини есть, что открывать.
– Если ты сейчас же не откроешь глаза... – в голосе послышались угрожающие нотки.
«Да отстань ты от меня, отстань...»
– Жанна!
«Это кто?»
– Чума в пальто!
«Эй, голос, ты что, живешь в моей голове? А почему я тогда не могу тебя заткнуть?»
– Я сейчас сама тебя заткну, Аббатикова! Кончай придуриваться и открывай глаза!
«Ты мне надоела...»
Не успела некромагиня додумать эту полную презрения мысль, как что-то твердое обожгло ее щеку. Не выдержав такой наглости, она распахнула глаза и рывком села.
Мир кинулся обниматься, ослепил яркими красками и закачался.
– Леа! То ы еаешь ?! – возмутилась Жанна.
– Привожу тебя в чувство, – хмыкнула Свеколт. – Что, передумала умирать? И меня голосом в голове перестала считать? Тогда вставай и пойдем отсюда.
Аббатикова, кое-как договорившись с окружающей действительностью и убедив ее хоть недолго постоять на месте, осмотрелась. Слева и справа торчали памятники, причем на половине из них было что-то нарисовано краской, впереди возвышался чудом сохранившийся склеп (хотя тоже не избежавший внимания юных новгородских вандалов), сзади – высокая черная решетка с дыркой, через которую вполне могла пролезть крупная собака или миниатюрная некромагиня.
– А почему мы на кладбище?
– Ты же умирать собралась, – напомнила Лена.
– Я?
– Ну не я же. Ты еще что-то на французском говорила. Я за тобой шла пятнадцать минут, пытаясь вырвать из твоего воображаемого мирка, но ты не отзывалась. Потом ты пришла сюда и легла прямо на землю.
– Но как...
– Думаю, твоя клятва сработала. Ты ни с кем целоваться не пробовала?
– Нет, – Жанна неуверенно помотала головой. – То есть...
– То есть? – Лена изобразила на лице вежливое внимание.
– У тебя зеленая коса расплелась, – Аббатикова отвернулась, чувствуя, что краснеет.
– Кто такой Дима? – без обиняков спросила Свеколт. Поймала недовольный взгляд подруги и пояснила: – Ну надо же было мне тебя вытаскивать. А мысли о нем у тебя на поверхности плавали, мешались очень, пока я пробивалась внутрь твоего личного ада...
– Ленка, ты... – рыжая некромагиня задохнулась. – Ы е иела пава! Эо ои ысли, ои, ои е ля тея !
Свеколт промолчала, выразительно приподняв брови. Впрочем, Жанна уже сообразила, что не права, и поспешно сменила тему:
– У Глеба сегодня день рождения!
Выражение лица Лены стало совсем вежливым и настолько прозрачно намекающим, что Аббатикова совсем смутилась.
– Хватит дурака валять, – наконец вздохнула Свеколт.
Решительно поставив Жанну на ноги, она потащила ее прочь с кладбища. Выйдя за пределы ограды, некромагиня свистнула, призывая свою ступу.
– Почему не телепортом? – Аббатикова ощутила, как в ней просыпается любопытство.
– Не задавай глупых вопросов, – жестко отрезала Лена.
На нее это не было похоже, но провоцировать подругу еще больше, выпытывая, в чем дело, рыжей ведьме совсем не улыбалось.
Пока они летели к месту временного пристанища Свеколт, та успела рассказать, как она оббегала вдоль и поперек весь Нижний Новгород, разыскивая подругу. Параллельно она несколько раз нарывалась на неприятности в виде непонятных завихрений силы, разогнала несколько гнездовий хмырей и с удивлением обнаружила, что не может войти в Пушкинский парк. Столкнувшись с такой вопиющей наглостью, Лена, разумеется, как истинный ботаник, немедленно засела за книги с целью выяснения этого феномена, не поленилась даже Шурасика подключить к изысканиям, и в конце концов они совместными усилиями пришли к выводу, что в Пушкинском парке засело что-то очень древнее и не испытывающее добрых чувств в адрес некромагов.
«Берегини», – сразу сообразила Жанна. Но разве они были настолько сильными, чтобы не пропустить Лену туда, куда она очень хочет попасть? Аббатикова искренне в этом сомневалось. Тогда, получается, охотящиеся за Шапкой наконец вышли из тени и начали действовать. И начали они с берегинь как с самых опасных...
Поток красноречия Свеколт не иссяк и когда они зашли в небольшой одноэтажный домик на самой окраине города. Посадив Жанну на кровать, она показала несколько начерченных ей схем, объясняя, почему она думает так, как думает, потом достала какие-то записи на непонятном языке, принялась их пересказывать. Не слыша, что ей говорят, рыжая некромагиня думала о Глебе и о Шапке. Что-то вертелось на грани сознания, какой-то очень простой ответ на давно мучивший ее вопрос...
Шапка. Глеб. Пушкинский парк. Берегини. Кромешники. Шапка...
Кепка!
Решение пришло настолько внезапно, что Жанна невольно подскочила, едва не столкнувшись лбом с не вовремя наклонившейся к ней Леной.
– Что с тобой? – она тут же потянулась по каналу их связи, настраиваясь на эмоции подруги.
– Я поняла... – прошептала Аббатикова. – Ленка, я поняла!
Марина была очень удобной.
То есть, она была самой удобной из всех сокурсниц – в этом Глеб убедился очень быстро и даже успел понедоумевать, что же он сразу ее не заметил. Наверное, отпугнуло ее помешательство на размахе плеч.
Про свой день рождения Бейбарсов не вспомнил: обычно ему напоминала Жанна, делая какой-нибудь незначительный подарок; а из новых знакомых никто не знал, когда он родился. Даже Игорь.
Встреча с уже знакомым нахалом едва не испортила ему настроение, но Марина быстро переключила его внимание на разговор об обрядах древних славян. К удивлению Глеба, она очень много знала о фольклоре, причем ее знания были не мертвым теоретическим грузом, а живой историей. То ли она до института шутки ради практиковала все это, то ли у нее семья такая была – бывший некромаг не понял, да и не хотелось ему разбираться. Гораздо важнее было то, что она могла ему дать – о некоторых обрядах он, надо сказать, не слышал даже в своем некромагическом прошлом.
Другим существенным плюсом Марины было то, что она, кажется, решила, что его размах плеч недостаточно широкий для нее – таким образом, Глеб был избавлен от поползновений, которыми отличалась Настя. Нет, он был нормальным юношей своих лет, женское внимание ему было приятно, но он считал, что всему свое время. Пока настроения заводить отношения и переводить их в горизонтальную плоскость у него не было.
Они сидели в кафе, когда у Марины зазвонил телефон. Ненавязчивая мелодия, больше напоминающая птичьи песни, нежели творение человеческого ума, заставила девушку вздрогнуть от неожиданности.
Она достала небольшую черную «раскладушку», взглянула на дисплей – и тут же ее глаза округлились от удивления.
– Серёгичев, – пробормотала она, отвечая на незаданный вопрос Бейбарсова. Кашлянула, убеждаясь, что голос ее не подведет, и нажала на кнопку, открывающую мобильный. – Алло?
Пока она разговаривала с преподавателем... Хотя это громко сказано – «разговаривала», Марина скорее просто вставляла «да» и «конечно» между репликами Сергея Юрьевича... Так вот, все это время бывший некромаг наблюдал за ее лицом. Оно было очень живым, все эмоции свободно на нем проявлялись, не останавливаемые никакими предрассудками. От недоумения до детского восхищения, от легкого недовольства до сдержанного внимания, от яркого непонимания до готовности сделать что угодно. Бейбарсов вдруг подумал, что именно ее, Марину, он бы с огромным удовольствием нарисовал – не Дару, не Настю, не других девчонок. Рисовать несдерживаемые эмоции всегда интереснее, чем самую искусную маску.
Закончив говорить, девушка некоторое время посидела, рассматривая свой телефон, будто бы она видела его впервые. Наконец, набравшись смелости, она выдохнула:
– Серёгичев хочет, чтобы ты подъехал к нему в универ, – она закусила губу. – Я не имею ни малейшего представления, как он узнал, что ты со мной.
– Видел, как мы уходили, – Глеб не стал заморачиваться поиском сложного решения, выбрав то, что лежало на поверхности. Бросил взгляд на окно: – А не поздновато ли?
На улице уже стемнело, к тому же начался густой снегопад. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь белую завесу, лишая всякого желания выходить из уютного помещения, где готовили отличный кофе.
– Он сказал, что это важно, – Марина почему-то выглядела виноватой. – Но говорить, в чем дело, отказался.
Бейбарсов промолчал. Не время еще было для мести, ой, не время, но раз его так настойчиво звали – нельзя было отказываться. Если Серёгичев подумает, что он струсил...
– Я с тобой, – увидев, что Глеб встает, мгновенно среагировала девушка.
– Нет.
Вот только ненужных свидетелей ему не хватало! Причем лишней Марина будет при любом раскладе, каким бы ни оказался итог встречи.
Бейбарсов перебирал возможные варианты развития событий, пока трясся в стареньком автобусе, не спеша крадущемся в направлении Архитектурно-строительного университета. Если Серёгичев связан с кромешниками – то его сейчас будут либо убивать, либо воспитывать: Шапку-то он пока не нашел. Если нет, если он что-то другое – то тоже приятного мало, потому что союзники себя так, как Сергей Юрьевич, не ведут. С какой стороны ни посмотри – бывший некромаг лез в пасть тигру и не испытывал при этом ни малейшего трепета.
«Спасибо старухе за наше счастливое детство», – промелькнула абсолютно безэмоциональная мысль.
Здание университета почти целиком было темным и производящим впечатление находящегося при смерти гиганта – жизнь еще теплилась, но уже еле-еле. Горело несколько окон на втором этаже и на последнем. Впрочем, окна кафедры Серёгичева выходили на другую сторону, возможно, там света было больше.
По лестнице Глеб шел не быстро, но и не медленно, не думая отсрочить неизбежное. От будущего глупо пытаться сбежать.
Дверь на кафедру была не заперта, что было ожидаемо. А вот что неприятно поразило – лампы не горели.
– Сергей Юрьевич? – спросил Бейбарсов просто по привычке.
Если на него устроили охоту, то вряд ли ответят, правда ведь?
Бывший некромаг не раз бывал в этой аудитории при свете дня, поэтому пальцы быстро нашли выключатель, щелкнули им.
Загудели, прогреваясь, древние лампы. Несколько томительных мгновений ожидания – ну же, где свет, когда он хлынет, заливая помещение...
Серёгичева на кафедре не было. Вообще никого не было, вот только на столе лежало что-то непонятное, большое, красное, дергающееся.
Глеб заставил себя сделать шаг вперед. И еще.
Не то, чтобы в нем проснулась запоздалая брезгливость – нет. И он вовсе не боялся узнать, что же это такое. Просто воздух стал очень вязким, он не хотел проталкиваться в легкие, прилипал к коже, тянул назад. В этом не было ни капли магии, но, тем не менее, оно все равно работало против Бейбарсова.
Со стола упала карандашница. Ручки рассыпались по полу, запрыгали грифели, выкатилась конфета в желто-золотой обертке. Наверное, ее подарили кому-то из преподавателей за принятый без проблем зачет, а, может, лаборантка купила упаковку, чтобы не пить пустой чай. Бездумно проследив взглядом за конфетой, бывший некромаг выяснил, что под столом разлито много красной жидкости.
«Жанна...»
Сердце застряло где-то в горле, ехидно напоминая, что он больше не бессмертен. Что он легко может умереть, как и...
На столе лежала Настя. И не похоже было, чтобы она была жива.
«Лена!»
Обезображенное лицо девушки исказилось, когда Бейбарсов оказался вплотную к алтарю. Стально-серые глаза открылись, уставились прямо на него. Мелькнула тень узнавания.
«Да помогите вы, Тьма вас побери!» – бывший некромаг очень надеялся, что его беззвучный вопль заставил зазвенеть от напряжения паутину связи с напарницами. Без «бывших».
А Настя закричала в голос. Заверещала. Завизжала на немыслимо высокой ноте.
Ей было очень, очень, очень больно.
Некромагические ритуалы всегда были жестокими. Особенно для тех жертв, которым не посчастливилось умереть в первые десять секунд.
Всячески извиняюсь, если мой стиль во второй половине главы резко изменился.
читать дальше
Глава 12
In the shape of things to come.
Too much poison come undone.
Cuz there's nothing else to do,
Every me and every you.
Placebo
Too much poison come undone.
Cuz there's nothing else to do,
Every me and every you.
Placebo
Первый снег выпал двадцать седьмого октября – и сразу же лег уютным белым покрывалом. Город принарядился, приобрел куда более аристократический вид, положенный столь старому жителю, прикрыл свои недостатки ледяной пудрой. Деревья перестали печально пригибаться к земле, стремясь спрятать свою наготу, приободрились, встали ровно; дома кокетливо поправляли снежные шапки и подмигивали друг другу теплым светом из окон, меряясь, кому же больше идет. Горожане же оделись в теплые куртки, замотались шарфами и сердито месили ногами в тяжелой обуви кашу, в которую за полчаса превратились миллионы снежинок, неудачно приземлившись на тротуар.
Дима мягко улыбался, глядя на Жанну. Та, маленькая и похожая на цыпленка в ярко-желтой куртке (которую блазень все-таки надел на нее после долгих уговоров), неподвижно стояла посреди улицы и смотрела вверх. Парень подумал было, что ее заинтересовали облака, тяжелые и обиженные, но тут же был вынужден отложить эту привлекательную версию: некромагиня внимательно изучала окна расположенного через дорогу Архитектурно-строительного университета. Она медленно переводила взгляд то выше, то ниже, забывая даже моргать, и в ее сосредоточенной твердости, показалось Диме, было что-то от языческих идолов.
Блазень встал за спиной девушки, чтобы держать в поле зрения и ее, и входную дверь института. Ему не надо было даже задавать вопросы, чтобы понять, чего же Жанна ждет – разумеется, когда ее Глеб соизволит выйти. Нет, она не говорила о нем сутками, как многие влюбленные девицы, вообще словно бы не вспоминала без особой необходимости, но Дима не мог не замечать малейших колебаний ее эмоционального фона. После каждого визита Дары с отчетом некромагиня то порхала радостной бабочкой, то замыкалась в себе и подолгу сидела в обнимку с первой попавшейся книгой. Одновременно с этим она не оставляла попыток выяснить, где же находится Шапка Мономаха – и, надо признать, среди ее идей попадались и весьма стоящие.
Больше всего парень любил моменты, когда Жанна приходила к нему на кухню, просила сделать чай и с горящими глазами рассказывала, что она успела придумать во время очередного мозгового штурма. А вот когда она уходила из квартиры по вечерам и в одиночестве встречала рассвет на очередном кладбище, он чувствовал себя неуютно, хотя и знал, что с ней ничего не случится. Пару дней назад Дима позволил себе сказать ей об этом, но нарвался на холодный ответ и небрежное уточнение, что там ей уютнее всего.
– Вадим вот никогда не пытался меня опекать, – небрежно бросила Жанна тогда.
Так блазень выяснил, что давным-давно, в прошлой жизни у его подопечной был старший брат – их разница в возрасте составляла почти десятилетие. Она не стала посвящать его в подробности семейных отношений, но Диме хватило и того, как потеплел ее голос при упоминании его имени. «Почему ты не видишься с ним теперь?» – рвался с языка вопрос, но парень не решился напоминать некромагине об этом оставленном в прошлом человеке.
Снежинка не спеша спланировала сверху, радуясь, что ей удалось сбежать от суровой матери-тучи, и легла на волосы Жанны. Блазень протянул было руку, чтобы снять маленькую капельку, но передумал и залюбовался открывшимся зрелищем. Некромагиня тем временем нетерпеливо прикусила нижнюю губу, нахмурилась, напряглась – Дима ощущал, что она концентрирует свой магический дар, словно, устав от бесконечного ожидания, решила силком вытащить Глеба из университета.
– Жанна, – предостерегающе подал голос парень.
– Можно подумать... – девушка резко обернулась к нему, пытаясь сказать что-то наверняка вызывающее, но вдруг замерла, пойманная обманчиво-мягким взглядом. – Геб...
Дима снова улыбнулся, провел ладонью над ее волосами, не касаясь их – снежинки на них были слишком хрупкими и слишком красивыми, чтобы их убивать. Некромагиня не сделала попытки отстраниться, но где-то в глубине ее глаз мелькнуло что-то, напоминающее подозрение. Взяв ее за подбородок, блазень заставил ее поднять голову.
– Прости, – шепнул он, наклоняясь и осторожно касаясь ее губ.
Жанна не отпрянула, не возмутилась, не удивилась. Она стояла столбом, безвольно повесив руки, только чуть опустила ресницы, будто бы не хотела видеть того, кто ее целует. Дима, почувствовав странное изменение в ней, отступил на шаг. Нахмурившись, он попробовал увидеть ее ауру, но неожиданно наткнулся на звонкую блестящую сферу.
– Жанна! – повторил он, начиная паниковать.
Некромагиня его не слышала. Развернувшись, как кукла на шарнирах, она все так же механически зашагала прочь. Блазень рванулся вперед, но тут же его мягко оттолкнула неведомая преграда.
– Что за?.. – пробормотал он.
– Опять ты? – вдруг раздалось за его спиной.
Обернувшись, Дима увидел Бейбарсова. Рядом с ним стояла кромешница; ее насмешливый взгляд не отрывался от спины Жанны.
– Отойди от нее, – скомандовал блазень.
Бывший некромаг приподнял одну бровь.
– Ты не понимаешь!.. – блазень чувствовал, что потусторонняя тварь как-то замешана в том, что случилось с Жанной, но не мог объяснить.
– Так просвети, – предложил Бейбарсов.
Улыбка на лице кромешницы стала еще шире. Кому, как не ей, было знать, что Дима не может ничего рассказать, потому что тогда это помешает его собственным планам.
– И что ты тут делаешь, кстати? – поинтересовался тем временем бывший некромаг. – Дашку пытаешься поймать?
– Нет, – красноволосый парень немного опешил от такого предположения.
– Смотри, узнаю, что ты ее достаешь... – Бейбарсов не повышал голос, но угроза и без того была слишком явной, почти физически ощущаемой: даже без сил он производил впечатление.
– Вообще-то, Жанна... – начал блазень.
– Ты еще и с Аббатиковой знаком? – удивился бывший некромаг. – Ты смотри, а то она иногда такие фокусы выдает...
Подавив желание продемонстрировать, какие «фокусы» может поймать Бейбарсов за такие слова, Дима развернулся на каблуках и пошел в противоположную Жанне сторону. «Он даже не заметил, что она тут была! – мелькнула возмущенная мысль. – Что она вообще в нем нашла?!»
Жанне казалось, что она упала в огромную чашку с молочным киселем и бредет по нему наугад, надеясь, что где-то есть выход. Все вокруг было в плотном тумане, девушка почти не чувствовала своего тела, лишь догадывалась, что раз она движется, то оно где-то все еще существует. Ни единого звука не пробивалось сквозь пелену, не слышалось ни биения сердца, ни дыхания – будто кто-то повернул ручки регулятора громкости на «выкл.»
«Что это? Где я? Кто я?..» – вопросы ворохом сыпались и оставались лежать неотвеченными.
Некромагиня шла и шла. Казалось, мимо пролетали минуты, часы, дни, годы, а она все так же бездумно пыталась нашарить дверь, за которой заперли ее сознание, ее саму. В гробовой тишине раздался короткий смешок, Жанна упала на колени (все-таки они у нее еще были!), зажимая уши, пока не поняла вдруг, что это был ее собственный голос.
Испуг заставил ее встать и кинуться бегом, но смех не отставал, преследовал ее, гнал. Жанна попробовала закричать, но голосовые связки не слушались; или же туман просто глотал все лишние звуки.
– Ты поклялась! – громом прозвучал ее окрик, идущий откуда-то извне, но со всех сторон одновременно. – Ты принадлежишь одному!
Ноги подломились. Аббатикова попробовала выставить вперед руки, чтобы остановить падение, но что-то пошло не так, она упала грудью на нечто твердое и холодное. Едва не задохнулась от сильнейшей боли – как будто у нее разом оказались сломаны все ребра.
– Клятва!
– Я... Буду принадлежать Глебу... Или никому! – выдавила Жанна, и на этот раз услышала свой ответ.
Напряжение вызвало новый приступ боли, некромагиня надсадно закашлялась, почувствовала во рту железный привкус. Предшествующие появлению белого тумана события напрочь стерлись из ее памяти, она совершенно не понимала, почему ее спрашивают... Почему она сама себя спрашивает про клятву.
Холод обволакивал, укутывал ледяным одеялом, призывал закрыть глаза и отдаться ему навсегда. Жанна повернулась на бок, положила ладонь под щеку, подтянула колени к груди. Вокруг была лишь белизна, яркий-яркий режущий глаза свет, пустота наоборот, пустота со знаком плюс, нет, со знаком бесконечность...
Слабо подул ветерок; некромагиня почувствовала, как он подхватил ее и поднял наверх. Что-то смешное осталось лежать внизу, скрюченное, бледное, некрасивое, с огненно-рыжим пятном. Она посмотрела вперед, туда, где туман понемногу начал расходиться. Ей показалось, что она заметила какое-то движение, кто-то шел к ней, переваливаясь с одной ноги на другую, медленно, словно бы ступал по льду. Жанна качнулась в сторону странного гостя, надеясь рассмотреть его получше, но добилась ровно противоположного: он стал еще призрачнее.
Ее отвлекло прикосновение к плечу. Подняв голову, Аббатикова увидела невысокую хрупкую женщину с темно-ореховыми волосами и добрыми карими глазами. Женщина стояла неподвижно и смотрела на девушку с любовью, ее губы шептали что-то, но звуки снова куда-то пропали, заблудились, не доходя до слуха некромагини.
– Мама? – нерешительно спросила Жанна.
Женщина улыбнулась.
– Maman... – девушка всхлипнула. – Maman, où étais-tu? Pourquoi tu ne venais pas? Tu me manquais...
[Мама... Мама, где ты была? Почему ты не приходила? Я скучала по тебе...]
Ивонн де Лаланд выглядела именно так, как Жанна ее запомнила. В тот день, когда они последний раз виделись, мать, провожая дочь в школу, попросила ее не задерживаться после уроков, потому что они хотели сходить в зоопарк...
Женщина подняла руку, помахала, повторяя жест десятилетней давности, и начала медленно таять.
– Нет! – Жанна рванулась к ней, но не сдвинулась ни на миллиметр. – Maman, ne me quitte pas!
[Мама, не оставляй меня!]
Отчаявшись, она заплакала, как плакала когда-то в детстве. Все, что привила ей старуха-некромагиня, казалось, смывалось этими слезами, принося облегчение, но оставляя вместо себя жаждущую заполнения пустоту.
Жанна закрыла глаза. Если это и был сон, просыпаться она не хотела. Больше никогда.
– Открой глаза! – сердитый голос ворвался в сознание и вызвал спазм боли. – Немедленно!
«Как я могу открыть глаза, если меня нет?» – вопрос появился сам собой, Аббатикова не была уверена, что хотела подумать именно это.
Но голос тем временем продолжал настаивать, причиняя все больше и больше неудобств. Он-то по непонятной причине был твердо уверен, что у некромагини есть, что открывать.
– Если ты сейчас же не откроешь глаза... – в голосе послышались угрожающие нотки.
«Да отстань ты от меня, отстань...»
– Жанна!
«Это кто?»
– Чума в пальто!
«Эй, голос, ты что, живешь в моей голове? А почему я тогда не могу тебя заткнуть?»
– Я сейчас сама тебя заткну, Аббатикова! Кончай придуриваться и открывай глаза!
«Ты мне надоела...»
Не успела некромагиня додумать эту полную презрения мысль, как что-то твердое обожгло ее щеку. Не выдержав такой наглости, она распахнула глаза и рывком села.
Мир кинулся обниматься, ослепил яркими красками и закачался.
– Леа! То ы еаешь ?! – возмутилась Жанна.
– Привожу тебя в чувство, – хмыкнула Свеколт. – Что, передумала умирать? И меня голосом в голове перестала считать? Тогда вставай и пойдем отсюда.
Аббатикова, кое-как договорившись с окружающей действительностью и убедив ее хоть недолго постоять на месте, осмотрелась. Слева и справа торчали памятники, причем на половине из них было что-то нарисовано краской, впереди возвышался чудом сохранившийся склеп (хотя тоже не избежавший внимания юных новгородских вандалов), сзади – высокая черная решетка с дыркой, через которую вполне могла пролезть крупная собака или миниатюрная некромагиня.
– А почему мы на кладбище?
– Ты же умирать собралась, – напомнила Лена.
– Я?
– Ну не я же. Ты еще что-то на французском говорила. Я за тобой шла пятнадцать минут, пытаясь вырвать из твоего воображаемого мирка, но ты не отзывалась. Потом ты пришла сюда и легла прямо на землю.
– Но как...
– Думаю, твоя клятва сработала. Ты ни с кем целоваться не пробовала?
– Нет, – Жанна неуверенно помотала головой. – То есть...
– То есть? – Лена изобразила на лице вежливое внимание.
– У тебя зеленая коса расплелась, – Аббатикова отвернулась, чувствуя, что краснеет.
– Кто такой Дима? – без обиняков спросила Свеколт. Поймала недовольный взгляд подруги и пояснила: – Ну надо же было мне тебя вытаскивать. А мысли о нем у тебя на поверхности плавали, мешались очень, пока я пробивалась внутрь твоего личного ада...
– Ленка, ты... – рыжая некромагиня задохнулась. – Ы е иела пава! Эо ои ысли, ои, ои е ля тея !
Свеколт промолчала, выразительно приподняв брови. Впрочем, Жанна уже сообразила, что не права, и поспешно сменила тему:
– У Глеба сегодня день рождения!
Выражение лица Лены стало совсем вежливым и настолько прозрачно намекающим, что Аббатикова совсем смутилась.
– Хватит дурака валять, – наконец вздохнула Свеколт.
Решительно поставив Жанну на ноги, она потащила ее прочь с кладбища. Выйдя за пределы ограды, некромагиня свистнула, призывая свою ступу.
– Почему не телепортом? – Аббатикова ощутила, как в ней просыпается любопытство.
– Не задавай глупых вопросов, – жестко отрезала Лена.
На нее это не было похоже, но провоцировать подругу еще больше, выпытывая, в чем дело, рыжей ведьме совсем не улыбалось.
Пока они летели к месту временного пристанища Свеколт, та успела рассказать, как она оббегала вдоль и поперек весь Нижний Новгород, разыскивая подругу. Параллельно она несколько раз нарывалась на неприятности в виде непонятных завихрений силы, разогнала несколько гнездовий хмырей и с удивлением обнаружила, что не может войти в Пушкинский парк. Столкнувшись с такой вопиющей наглостью, Лена, разумеется, как истинный ботаник, немедленно засела за книги с целью выяснения этого феномена, не поленилась даже Шурасика подключить к изысканиям, и в конце концов они совместными усилиями пришли к выводу, что в Пушкинском парке засело что-то очень древнее и не испытывающее добрых чувств в адрес некромагов.
«Берегини», – сразу сообразила Жанна. Но разве они были настолько сильными, чтобы не пропустить Лену туда, куда она очень хочет попасть? Аббатикова искренне в этом сомневалось. Тогда, получается, охотящиеся за Шапкой наконец вышли из тени и начали действовать. И начали они с берегинь как с самых опасных...
Поток красноречия Свеколт не иссяк и когда они зашли в небольшой одноэтажный домик на самой окраине города. Посадив Жанну на кровать, она показала несколько начерченных ей схем, объясняя, почему она думает так, как думает, потом достала какие-то записи на непонятном языке, принялась их пересказывать. Не слыша, что ей говорят, рыжая некромагиня думала о Глебе и о Шапке. Что-то вертелось на грани сознания, какой-то очень простой ответ на давно мучивший ее вопрос...
Шапка. Глеб. Пушкинский парк. Берегини. Кромешники. Шапка...
Кепка!
Решение пришло настолько внезапно, что Жанна невольно подскочила, едва не столкнувшись лбом с не вовремя наклонившейся к ней Леной.
– Что с тобой? – она тут же потянулась по каналу их связи, настраиваясь на эмоции подруги.
– Я поняла... – прошептала Аббатикова. – Ленка, я поняла!
Марина была очень удобной.
То есть, она была самой удобной из всех сокурсниц – в этом Глеб убедился очень быстро и даже успел понедоумевать, что же он сразу ее не заметил. Наверное, отпугнуло ее помешательство на размахе плеч.
Про свой день рождения Бейбарсов не вспомнил: обычно ему напоминала Жанна, делая какой-нибудь незначительный подарок; а из новых знакомых никто не знал, когда он родился. Даже Игорь.
Встреча с уже знакомым нахалом едва не испортила ему настроение, но Марина быстро переключила его внимание на разговор об обрядах древних славян. К удивлению Глеба, она очень много знала о фольклоре, причем ее знания были не мертвым теоретическим грузом, а живой историей. То ли она до института шутки ради практиковала все это, то ли у нее семья такая была – бывший некромаг не понял, да и не хотелось ему разбираться. Гораздо важнее было то, что она могла ему дать – о некоторых обрядах он, надо сказать, не слышал даже в своем некромагическом прошлом.
Другим существенным плюсом Марины было то, что она, кажется, решила, что его размах плеч недостаточно широкий для нее – таким образом, Глеб был избавлен от поползновений, которыми отличалась Настя. Нет, он был нормальным юношей своих лет, женское внимание ему было приятно, но он считал, что всему свое время. Пока настроения заводить отношения и переводить их в горизонтальную плоскость у него не было.
Они сидели в кафе, когда у Марины зазвонил телефон. Ненавязчивая мелодия, больше напоминающая птичьи песни, нежели творение человеческого ума, заставила девушку вздрогнуть от неожиданности.
Она достала небольшую черную «раскладушку», взглянула на дисплей – и тут же ее глаза округлились от удивления.
– Серёгичев, – пробормотала она, отвечая на незаданный вопрос Бейбарсова. Кашлянула, убеждаясь, что голос ее не подведет, и нажала на кнопку, открывающую мобильный. – Алло?
Пока она разговаривала с преподавателем... Хотя это громко сказано – «разговаривала», Марина скорее просто вставляла «да» и «конечно» между репликами Сергея Юрьевича... Так вот, все это время бывший некромаг наблюдал за ее лицом. Оно было очень живым, все эмоции свободно на нем проявлялись, не останавливаемые никакими предрассудками. От недоумения до детского восхищения, от легкого недовольства до сдержанного внимания, от яркого непонимания до готовности сделать что угодно. Бейбарсов вдруг подумал, что именно ее, Марину, он бы с огромным удовольствием нарисовал – не Дару, не Настю, не других девчонок. Рисовать несдерживаемые эмоции всегда интереснее, чем самую искусную маску.
Закончив говорить, девушка некоторое время посидела, рассматривая свой телефон, будто бы она видела его впервые. Наконец, набравшись смелости, она выдохнула:
– Серёгичев хочет, чтобы ты подъехал к нему в универ, – она закусила губу. – Я не имею ни малейшего представления, как он узнал, что ты со мной.
– Видел, как мы уходили, – Глеб не стал заморачиваться поиском сложного решения, выбрав то, что лежало на поверхности. Бросил взгляд на окно: – А не поздновато ли?
На улице уже стемнело, к тому же начался густой снегопад. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь белую завесу, лишая всякого желания выходить из уютного помещения, где готовили отличный кофе.
– Он сказал, что это важно, – Марина почему-то выглядела виноватой. – Но говорить, в чем дело, отказался.
Бейбарсов промолчал. Не время еще было для мести, ой, не время, но раз его так настойчиво звали – нельзя было отказываться. Если Серёгичев подумает, что он струсил...
– Я с тобой, – увидев, что Глеб встает, мгновенно среагировала девушка.
– Нет.
Вот только ненужных свидетелей ему не хватало! Причем лишней Марина будет при любом раскладе, каким бы ни оказался итог встречи.
Бейбарсов перебирал возможные варианты развития событий, пока трясся в стареньком автобусе, не спеша крадущемся в направлении Архитектурно-строительного университета. Если Серёгичев связан с кромешниками – то его сейчас будут либо убивать, либо воспитывать: Шапку-то он пока не нашел. Если нет, если он что-то другое – то тоже приятного мало, потому что союзники себя так, как Сергей Юрьевич, не ведут. С какой стороны ни посмотри – бывший некромаг лез в пасть тигру и не испытывал при этом ни малейшего трепета.
«Спасибо старухе за наше счастливое детство», – промелькнула абсолютно безэмоциональная мысль.
Здание университета почти целиком было темным и производящим впечатление находящегося при смерти гиганта – жизнь еще теплилась, но уже еле-еле. Горело несколько окон на втором этаже и на последнем. Впрочем, окна кафедры Серёгичева выходили на другую сторону, возможно, там света было больше.
По лестнице Глеб шел не быстро, но и не медленно, не думая отсрочить неизбежное. От будущего глупо пытаться сбежать.
Дверь на кафедру была не заперта, что было ожидаемо. А вот что неприятно поразило – лампы не горели.
– Сергей Юрьевич? – спросил Бейбарсов просто по привычке.
Если на него устроили охоту, то вряд ли ответят, правда ведь?
Бывший некромаг не раз бывал в этой аудитории при свете дня, поэтому пальцы быстро нашли выключатель, щелкнули им.
Загудели, прогреваясь, древние лампы. Несколько томительных мгновений ожидания – ну же, где свет, когда он хлынет, заливая помещение...
Серёгичева на кафедре не было. Вообще никого не было, вот только на столе лежало что-то непонятное, большое, красное, дергающееся.
Глеб заставил себя сделать шаг вперед. И еще.
Не то, чтобы в нем проснулась запоздалая брезгливость – нет. И он вовсе не боялся узнать, что же это такое. Просто воздух стал очень вязким, он не хотел проталкиваться в легкие, прилипал к коже, тянул назад. В этом не было ни капли магии, но, тем не менее, оно все равно работало против Бейбарсова.
Со стола упала карандашница. Ручки рассыпались по полу, запрыгали грифели, выкатилась конфета в желто-золотой обертке. Наверное, ее подарили кому-то из преподавателей за принятый без проблем зачет, а, может, лаборантка купила упаковку, чтобы не пить пустой чай. Бездумно проследив взглядом за конфетой, бывший некромаг выяснил, что под столом разлито много красной жидкости.
«Жанна...»
Сердце застряло где-то в горле, ехидно напоминая, что он больше не бессмертен. Что он легко может умереть, как и...
На столе лежала Настя. И не похоже было, чтобы она была жива.
«Лена!»
Обезображенное лицо девушки исказилось, когда Бейбарсов оказался вплотную к алтарю. Стально-серые глаза открылись, уставились прямо на него. Мелькнула тень узнавания.
«Да помогите вы, Тьма вас побери!» – бывший некромаг очень надеялся, что его беззвучный вопль заставил зазвенеть от напряжения паутину связи с напарницами. Без «бывших».
А Настя закричала в голос. Заверещала. Завизжала на немыслимо высокой ноте.
Ей было очень, очень, очень больно.
Некромагические ритуалы всегда были жестокими. Особенно для тех жертв, которым не посчастливилось умереть в первые десять секунд.
Вопрос: Дальше?
1. Да!!! | 4 | (80%) | |
2. Нет... | 1 | (20%) | |
Всего: | 5 |
@темы: from Sabrina to Asya, my fanfiction, The winner takes it all
А Глеб, такое ощущение, что и не ищет Шапку вовсе. Он просто идет туда, куда влекут его обстоятельства... бездумно...
Только Жанне это и надо, заниматься поисками... С клятвой это, конечно, было сильно... Страшно подумать, что было бы, если б не Лена...
И мне все также интересно, кто такой Серёгичев... казалось, вот оно уже, разоблачение! А ты тут главу обрываешь.))
А Глеб, такое ощущение, что и не ищет Шапку вовсе. Он просто идет туда, куда влекут его обстоятельства... бездумно...
Он делает вид, что ищет, на самом деле ему гораздо интереснее найти собственную силу. А для этого надо найти Шапку и умудриться скрыть этот факт, вот он и тормозит всячески.
С клятвой это, конечно, было сильно... Страшно подумать, что было бы, если б не Лена...
Умереть Жанна не может, она некромаг. Скорее всего, так бы и осталась на кладбище, не живая, но и не мертвая, в состоянии перманентной клинической смерти )
И мне все также интересно, кто такой Серёгичев... казалось, вот оно уже, разоблачение! А ты тут главу обрываешь.))
Думаю, даже если бы глава закончилась позже, ответа на этот вопрос не было бы ))
Это хорошо, не люблю, когда герои умирают.) Хотя, что-то мне подсказывает, что без смертей тут тоже дело не обойдется..
вот он и тормозит всячески
Дотормозится он, хитрый
Умереть Жанна не может, она некромаг.
Ничего себе.. А я не в курсе, как всегда.)
Думаю, даже если бы глава закончилась позже, ответа на этот вопрос не было бы ))
Но вообще он будет? Уж очень интригует меня этот персонаж